Он обещал себе, что будет использовать стимуляторы только для того, чтобы сохранять бодрость по ночам. Но если б у него при себе было сейчас хоть немного вещества, он бы принял дозу, чтобы соскрести себя с пола. Поставщик не отвечал на звонки, а сам он не вхож в те круги, где можно мгновенно найти замену, которой можно доверять. Придется перетерпеть.
Войдя в офис, он запил четыре таблетки парацетамола двумя кружками крепкого кофе и, чувствуя, как они растворяются в желудке, уселся за свой стол перед огромным окном, после чего притворился, будто смотрит в экран. Офисная работа была ему скучна до одурения, а сдача недвижимости в аренду его не интересовала и не доставляла радости. Работа ни уму, ни сердцу, но, по крайней мере, за нее платили. Какой бы ни была, она позволяла ему маскироваться под обычного человека с обычной жизнью, занимающегося обычным трудом. Он вызвал из базы данных опись имущества, составленную, когда он сдал жильцам меблированную квартиру, и начал сравнивать ее с бланками, заполненными после их отъезда. По бумагам выходило, что они украли все ложки и абажуры. Он подумал, что это совершенно нелогично, потому что стоимость всего этого будет вычтена из депозита, оставленного жильцами, вместе с десятипроцентной наценкой. Купить в «ИКЕА» новые ложки и абажуры было бы куда экономнее. Эти жильцы показались ему респектабельной четой с хорошими рекомендациями — в общем, не из тех, кто будет совершать мелкие бессмысленные кражи. Но он — лучше, чем большинство людей, — знал, что внешнее впечатление бывает обманчиво.
Просматривая сетевые записи своих коллег, он отметил номера телефонов потенциальных клиентов, которые записались на просмотр этой конкретной квартиры, и стер их запросы. Позже, когда его никто не будет слышать, он позвонит каждому и отменит просмотр, затем до конца недели изымет эту квартиру из всех списков. Если коллеги спросят, сошлется на то, что в коврах обнаружены блохи, которых нужно вытравить. Но правда заключалась в том, что эта квартира была нужна ему самому.
Взгляд его упал на оживленную улицу за окном; несколько девочек-подростков ели что-то, взятое навынос в кафе. Он зевнул и посмотрел на свое отражение, потом рассеянно подергал себя за мочку правого уха — он делал это только тогда, когда ему было не по себе. На этой мочке располагался один из нескольких телесных шрамов, полученных за годы жизни с матерью. Когда ему было одиннадцать лет, она учуяла запах сигаретного дыма в его дыхании и била его по лицу, пока не наставила синяков. Потом, без предупреждения, схватила серебряное колечко, которую он носил в ухе, и с силой дернула, разорвав мочку пополам. Мочка так и не зажила как следует — остался заметный разрыв длиной примерно в полсантиметра. Позже в те же выходные мать исчезла, не сказав ему, куда собирается и когда вернется, и бросила его в одиночестве на целых девять дней. У него не было денег, чтобы купить еду, и с голоду он дошел до такого отчаяния, что украл батон хлеба и «Твикс» из местного супермаркета. Но его заметили и поймали, и, когда полиция не смогла отыскать мать, поместили в приют, а потом отправили жить в приемную семью далеко от Лондона. Мальчику очень нравились его приемная мать Сильвия и ее сын Дэвид. Но когда к ним присоединилась девочка по имени Лора, она — словно подброшенный в гнездо птенец кукушки — сразу же начала пытаться выжить его. Даже ложно обвинила его в том, что он прижал ее к дивану и трогал в неподобающих местах, и подбила Дэвида поколотить его за это. Сильвия была вынуждена принять сторону Лоры, и его перевели в другую приемную семью, пока наконец не отправили обратно в Лондон. Когда срок наблюдения со стороны социальных служб истек, дома снова начался привычный ад.
Даже сейчас страх разлуки с дорогим человеком терзал его. Однако с годами он все же стал таким же свободным от привязанностей, какой была его мать.
Его доход был в лучшем случае средним, но и расходы были небольшими. Он мог позволить себе жить хорошо — в разумных пределах, особенно учитывая отсутствие постоянного места жительства. Доступ к незанятому жилью позволял ему переезжать с места на место буквально в один момент — до тех пор, пока оно не понадобится новым арендаторам.