— Чтоб тебя! — закричал он, потом вонзил зубы в собственный бицепс, чтобы удержаться от дальнейших возгласов и стонов. В первый раз плечо ему вывихнула мать, ударив крокетной битой, которую он посмел оставить в столовой. Мать отказалась отвести его в больницу, поэтому он пошел туда один и узнал, как вставить кость обратно на место. Однако сегодня этим будет заниматься кто-нибудь другой. Сжимая локоть здоровой рукой и сдерживая позывы к тошноте, он направился к входу в приемный покой.
Надвинул бейсболку пониже, чтобы скрыть лицо. Два полицейских в форме, охранявшие двери, указали ему на другой вход, дальше от места преступления. Он сообщил дежурной за стойкой фальшивое имя и адрес, и та предупредила: поскольку травма не угрожает жизни, придется подождать некоторое время. Он не стал протестовать — это давало ему законную возможность дольше оставаться здесь. Когда дежурная повернулась к нему спиной, он проглотил еще две таблетки болеутоляющего.
Пройдя мимо больных и травмированных, ждущих приема, он уселся подальше от всех остальных, как можно ближе к охраняемому коридору, где толпились полицейские. Но стоило ему оказаться в больнице, как в голове неожиданно всплыли воспоминания, которые он предпочел бы не воскрешать. Когда-то подобное место было его последним прибежищем, и он умолял о помощи. Но какие бы препараты ему ни давали, разницы не было.
С выбранного им места видно было не очень хорошо, но по отражению в выпуклом зеркале и внутренних окнах он вполне мог составить представление о том, что там происходит. Это было немногим хуже, чем сидеть у окна дома или склада в промзоне и следить за каждым движением полицейских. Внезапно в отражении в окне он заметил сержанта Бекку Винсент — она вышла из-за угла и направилась к месту убийства. Он надвинул бейсболку еще глубже, ссутулился на стуле и отвернул голову прочь, поглядывая лишь уголком глаза.
Она не смотрела на него — однако кое-кто, шедший позади нее, встретился с ним взглядом. Он еще никогда не видел, чтобы кто-то бледнел так сильно и так быстро. Он кивнул в ту сторону, но ответа не получил. Вместо этого спутник Бекки поспешил прочь и скрылся из виду.
Глава 34
— Сколько она проработала здесь? — спросил Джо.
Нихат Одедра сверился со своим блокнотом.
— Семь лет, — ответил он, а потом пустился в объяснения, для чего медсестры использовали комнату, в которой было обнаружено тело Зои Эллис.
— Что именно произошло? — спросила Бекка.
— Ровно в десять тридцать из комнаты раздалась музыка. Когда не смогли открыть замок, то вызвали ремонтников, и те выломали дверь. В комнате нашли труп и переносную стереосистему с таймером, подключенную к розетке. Из-за необычной природы убийства мы работаем над теорией о том, что это пятая жертва нашего подозреваемого.
— Может ли это быть подражатель? — спросил Джо.
— Сейчас все может быть, — пожал плечами Нихат.
Бекка направилась к двери, ведущей к месту преступления. Быстро осмотрев комнату, она остановила взгляд на трупе Зои Эллис, лежащем на каталке. Убитая была привязана толстой веревкой за шею, локти, запястья, талию, колени и лодыжки. Она была раздета до белья, но, по словам Нихата, следов сексуального насилия обнаружено не было. Однако вскрытие еще должно было подтвердить это. Первая мысль Бекки была о том, что Зои напоминает некую макабрическую инсталляцию — такое количество шприцев торчало из ее обнаженной плоти. По коже тянулись тонкие темно-красные линии — там, где кровь стекала по телу и собиралась лужицами на резиновом матрасе. Глаза убитой были закрыты.
— Похоже на подушку для булавок, а не на человека, да? — спросил Нихат, и Бекка кивнула. — Мы насчитали сотню шприцев. Когда закончите, поговорите с ее коллегами, чтобы получить более полное представление о ней.
Два часа спустя Бекка делала записи в блокноте, сидя на сестринском посту позади приемной стойки. Она отчасти успокаивала, отчасти расспрашивала вот уже четвертую коллегу Зои. Медсестра Таджа Хатри стояла у открытого окна, затягиваясь сигаретой.
— Я знаю, что у нас в больнице не курят, но мне все равно, — сказала она, словно защищаясь, и у Бекки не было причин сомневаться в ее словах. Таджа вытирала глаза рукавом своего кардигана — горе брало верх над внешней невозмутимостью. Она объяснила, что, когда выламывали дверь, была рядом.