Княгиня спала. Толстая свеча у кровати стаяла уже до половины, фитиль свернулся черным колечком, и трепетный язычок пламени то вытягивался вверх острым, раскаленным добела наконечником коптя, то расползался по талой восковой лужице желтым увядшим лепестком осеннего цветка. В спальне царит зыбкий полумрак.
От напряжения Капитону показалось, что княгиня шевельнулась. Лоб мгновенно покрылся испариной, правая рука судорожно сжала в кармане свинцовый кистень. Он стоял у изголовья Сасс-Тисовской неподвижно, чуть дыша, крепко стиснув зубы, смотрел на нее искоса, боясь повернуть голову.
"Почудилось… У-уф…" – вздохнул он наконец про себя с облегчением и стал открывать шкаф. Руки дрожали, были непослушными, и Капитон провозился с замками.
Шкатулка с гербом Сасс-Тисовских на крышке стояла на месте. Быстро переворошив ненужные ему бумаги, Капитон сунул в карман полушубка черный бархатный кошель княгини, расшитый мелким жемчугом, в котором лежат ассигнации крупного достоинства, в основном николаевские, и стал заворачивать шкатулку в платок, который принес загодя…
Неожиданно за его спиной послышался шорох. Капитон стремительно обернулся – и тут же упал от сильного удара в грудь, чья-то массивная туша навалилась на него каменной глыбой, толстые, сильные пальцы вцепились в горло. Капитон изо всех сил рванулся в сторону, ужом выскользнул из цепких объятий, вскочил на ноги и опять грохнулся на пол, сбитый подножкой. В лицо дохнуло сивушным перегаром, и хриплый, свистящий шепот всвер-лился в его сознание:
– Обмануть… меня… вздумал? С-собачий сын! Удавлю- у…
"Вилюйский! Как он?.." Уже почти ничего не соображая, полузадохшийся Капитон наконец вырвал из кармана кистень и ударил им купца по голове. Тот только тряхнул лохмами – удар пришелся вскользь – и попытался перехватить руку Капитона. Но не успел – следующий удар попал в висок. Охнув, Вилюйский обмяк.
Судорожно глотая воздух, Капитон оттолкнул обеспамятевшего купца в сторону, поднялся. В голове гудело, ноги подкашивались; чтобы не упасть, он прислонился к шкафу. Постоял чуток, затем поднял оброненную шкатулку и шагнул к двери.
И тут кто-то схватил его за рукав. Нетвердо держащийся на ногах Капитон пошатнулся, дернулся, повернул голову – и встретил круглые, горящие глаза княгини! В белой ночной рубахе, освещенная мерцающим пламенем свечи, она казалась привидением во плоти. Сасс-Тисовская стояла молча, судорожно зевая широко открытым ртом, как выброшенная на берег рыбина. Капитон слабеющими руками попытался оторвать ее пальцы от рукава полушубка, но не смог. Тогда он, зарычав звериным рыком от отчаяния, ударил княгиню кистенем – раз, другой, третий… Сасс-Тисовская опустилась на колени, но рукав не отпускала. Совсем обезумевший Капитон бил куда попало. Княгиня закричала хрипло и натужно:
– Помогите! Помо…ги…те…
Краем глаза Капитон увидел, что пришел в себя Вилюйский – заворочался, встал на четвереньки, по-собачьи мотая головой, похожий на медведя-шатуна. Совсем не помня себя, дико вскрикнув, Капитон рванул пуговицы полушубка, оставив его в руках княгини, выскочил за дверь и, прижимая шкатулку к груди, стремглав бросился бежать по коридору.
Уже вышибая дверь черного хода, которая держалась только на хлипком крючке, Капитон Мызгаев услышал наверху грохот выстрелов – видно, проснулся сын княгини.
16. ЖЕСТОКАЯ РОЛЬ
Он встретил следователя прокуратуры и сотрудников ОУР во главе с майором Дубравиным на удивление спокойно. Только холодно блеснул глазами и поинтересовался, в чем его обвиняют.
– В краже драгоценностей у актрисы Ольховской, – ответил майор и отвернулся, чтобы ненароком не выдать свой гнев и презрение к этому выродку.
– Да? Забавно… – легкая ирония звучала в его голосе.
– Вы так думаете? – вскинулся было Дубравин, но под взглядом Белейко успокоился и приказал: – Начинайте обыск. Понятые, прошу сюда…
Искали долго. Дядя Саша, надев наушники специального прибора, исследовал стены и пол; остальные оперативники тщательно осматривали каждую вещь в квартире – объект их поиска был чересчур мал и требовал огромного внимания и дотошности.
Отличился Белейко: он, как опытный настройщик музыкальных инструментов, терпеливо и осторожно простукивал платяной шкаф на толстых ножках; эти фигурные подставки под украшенный накладкой резьбой ящик привлекли его особое внимание.
– Помоги… – позвал он Дубравина. Вдвоем они положили шкаф на пол плашмя.
– По-моему, здесь… – сказал Белейко, для верности еще раз пройдясь крохотным молоточком по одной из ножек.
Высверленное в ножке глубокое отверстие было забито хорошо подогнанной пробкой, и чтобы определить контуры тайника, понадобилась сильная лупа. Перстень с "Магистром" оказался залит воском, и Дубравин только головой покачал, глядя на довольную улыбку Бронека: это какой же слух нужно иметь, чтобы по звуку определить такой тайник…
– Ну как? – спросил майор хозяина квартиры, показывая ему перстень. – До сих пор забавно?
Тот промолчал, смотрел на Дубравина ничего не выражающим взглядом, сложив руки на груди.
– Собирайтесь, гражданин хороший, – и майор обернулся к понятым: – Спасибо вам, товарищи. Прочитайте и распишитесь, – указал на протокол, написанный Белейко.
В краже он сознался сразу, с какой-то непонятной легкостью, даже облегчением, как показалось Белейко – старший лейтенант еще не знал до конца всех обстоятельств дела, посвятить в которые своего друга и помощника у Дубравина просто не было времени.
– Он? – показал Дубравин преступнику фотографию, которую взял у Ольховской.
– Да…
– Вы удивительно похожи. И не только внешне…
– Может быть…
– Фонарик ваш? – вынул из ящика стола и положил перед ним изящную хромированную вещицу майор.
Впервые за время допроса в глазах преступника что-то дрогнуло, но ответил он твердо:
– Нет, не мой.
– Забавно, как вы изволили выразиться ранее. И странно, с какой стати вам не признавать свою вещь?
– Повторяю: вижу его впервые.
– Ой ли? Вот показания Ольховского, который утверждает, что владельцем фонарика являетесь вы; все-таки вещь редкая, запоминающаяся. Это – показания граждан, которые вместе с вами были в туристической поездке по Западной Европе с заездом в Берлин и которые тоже видели у вас этот фонарик. И, наконец, заключение экспертно-криминалистического отдела, в котором указано, что обнаруженный на стекле фары след большого пальца левой руки принадлежит вам. Так чей это фонарик?
– Мой…
– Запишем… И пока оставим фонарик в покое. Пока… А теперь ответьте на такой вопрос: за что вы убили Новосад?
В кабинете повисла густая, напряженная тишина. Следователь прокуратуры прикусил нижнюю губу – не смог скрыть волнение.
Преступник, казалось, не понял вопрос: он сидел так же прямо, плотно сжав тонкие губы и крепко сцепив пальцы рук, которые лежали на коленях.
– Повторяю: за что вы убили актрису Новосад?
– Я ее не убивал… – взгляд преступника потяжелел, он подобрался, как перед прыжком, но голос остался ровным и бесстрастным. – Это ваши домыслы. Перстень взял я. Виноват. За что и отвечу перед законом. Но это – увольте.
– Ответите… Товарищ старший лейтенант, – официально обратился майор к Белейко, – пригласите сюда мужчин, которые стоят в коридоре.
Вошедшие – их было четверо – стали у стены.
– И вы туда же… – показал Дубравин преступнику. Тот нехотя поднялся и пристроился рядом с ними.
– Теперь позовите гражданина Курткина. Он в кабинете майора… – Дубравин назвал фамилию, и Белейко поспешил выполнить приказ.
В кабинет вошел широкоплечий, приземистый парень с немного растерянным, простодушным лицом.
– Вы помогали Маркиным… – майор назвал число, – перевозить мебель?