Некоторое время Микки действительно лежит, мечтательно уставившись в аляповатый расписной потолок, а затем с вдохновением начинает строчить своему бывшему любовнику письмо. Это дает Джону некоторую передышку, которой он и пользуется, находя в телефонном справочнике Хонора номер телефона и адреса Шерлока. Вооружившись полученной информацией, три раза Джон звонит по телефону. Два раза трубку никто не берет, а на третий раз отвечает женский голос, сообщающий, что Шерлока нет. Джон с грустью допускает, что Шерлок мог жениться за то время, что они не виделись, да, собственно, он и тогда мог быть уже женатым, но это все же не уменьшает желание Джона его увидеть. Просто как приятеля. Ничего личного, только встреча старых друзей. Так проходит первый день инфлюэнции Микки – Джон мается сомнениями и терзается всякими догадками, а его августейший друг пишет послание своему экс-любовнику. Ночью случается катастрофа. Джона будят странные звуки из комнаты великого князя, но когда Джон вбегает с пистолетом в руке, видит лишь Микки в пижаме, рыдающего над компьютером.
- О, Джон… - ноет он, вытирая распухший нос и поток слез краем простыни, - он написал мне… он написал мне… - рыдания душат его, - он написал, чтоб я забыл его… Жестокий! Жестокий человек! Как он мог? Ведь я люблю его! Что во мне не так? – он обращает свой заплаканный взор на садящегося рядом Джона. – Вот скажи, ты мог бы меня полюбить?
Джон немного теряется от столь прямолинейного вопроса. Привычные слова «я не гей», готовые сорваться с языка, замирают на кончике и проглатываются Джоном поспешно, потому что после того, чем они занимались с Шерлоком, даже вынеся за скобки насилие, Джон уже не может, положа руку на сердце, признать то, что он не гей. Поэтому, утешающе приобнимая Микки, Джон соглашается:
- Конечно, я мог бы в тебя влюбиться. Ты такой красивый и благородный, добрый и щедрый, сильный и смелый. У тебя очаровательная улыбка и легкий характер. Ты хороший человек, Микки, почему бы в тебя не влюбиться? Я непременно бы в тебя влюбился, если бы мое сердце было свободным.
Микки сморкается в протянутый Джоном платок и с любопытством смотрит на него:
- И кто же он, твой избранник?
- А почему ты уверен, что это именно «он»? – осторожно интересуется Джон.
- О, брось, у меня отличный гей-радар, - улыбается сквозь еще не просохшие слезы Микки, - ты голубой, как небо Ласса.
Джон краснеет:
- Ну, вообще-то, для меня самого это не столь очевидно, но да, мое сердце занято мужчиной. И больше я ничего не скажу, чтобы никого не скомпрометировать. А теперь давай ляжем спать, чтобы завтра, с новыми силами…
- Знаю, знаю, - машет рукой Микки, - больше не буду рыдать. Сейчас лягу, только… Поиграй мне на кларнете, - неожиданно просит он. – Никки так хорошо играл на кларнете, - Джон не верит своим ушам.
- Ты, правда, хочешь, чтоб я сыграл тебе на кларнете? – переспрашивает он. – Но я его не взял с собой. Да и вообще последний раз играл на домашнем концерте в шестнадцать лет. Вряд ли тебе доставит удовольствие моя игра.
- Доставит, доставит, - уверяет его Микки, - а кларнет можешь взять мой. Там в шкафу.
Микки укрывается одеялом до горла и готовится слушать. Джон долго возится с инструментом, настраивая его и вспоминая забытые движения пальцев. Первые звуки, которые он выдувает, больше похожи на ослиный крик, но затем память возвращает утраченные навыки. Пальцы сами пробегают по клавишам, а губы складываются дудочкой. Джон играет простенькую колыбельную мелодию, и это удивительным образом успокаивает обоих. Когда Джон заканчивает, Микки сам вызывается сыграть что-нибудь. В отличие от Джона, он талантливый музыкант и, слушая его, Джон начинает улыбаться. Кажется, слезная драма проходит стороной. Когда Микки в своем творческом порыве выдыхается, Джон ласково кивает на кровать. Микки послушно забирается и тут же просит:
- Только принеси мне теплого молока с медом, Никки всегда перед сном приносил мне… - тут Микки опять готов разрыдаться, и Джон, проклиная Никки, которого ни разу не видел, и который так жестоко поступил с несчастным Микки, снова обнимает друга.
Когда тот вновь успокаивается, Джон приносит ему теплого молока с печеньем, и долго еще сидит рядом, рассказывая смешные истории из их с Гарри детства, пока Микки не засыпает. К сожалению, случается это под утро.
Джон просыпается, когда спать становится совсем уж невмоготу. Из покоев великого князя не доносится ни звука, и это Джона здорово пугает. Так и представляется болтающийся на веревке Микки, или того хуже, он же в красной ванной с перерезанными венами. Джон врывается в покои их высочества и с облегчением обнаруживает Микки в пижаме, при постели и компьютере. На нос водружены очки, и вид он имеет очень уютный и домашний.
- О, Джон, доброе утро! Не хотел тебя будить. Должен же ты выспаться, наконец… В последнее время я не давал тебе такой возможности, - улыбается Микки. – Александр прислал свое очередное творение, вот я и решил, пока ты спишь, заняться вычиткой.
- Александр? – удивленно переспрашивает Джон. – Наш император? Твой брат?
- Ну да, он самый, - кивает Микки. – Он пишет романы под псевдонимом Эра Грей, а я их издаю. Читал?
- Да, - кивает Джон, в госпитале он читал пару этих любовно-приключенческих романов, и вынужден признать, что слог и фантазия у их императорского величества работают отменно, но сам факт того, что во время войны император пишет очередную историю, а его брат ее публикует, удручает.
Если бы не прежние кадры, доставшиеся Александру Первому от отца, империя давно бы уже развалилась на части. Что будет, когда уйдет старая гвардия, Джону страшно даже подумать. Хорошо, что Микки не самый лучший физиономист, он вновь утыкается носом в компьютер, погружаясь в чтение, а Джону приходит на ум удачная идея.
- Микки, - привлекает он к себе внимание великого князя, - я вижу, ты сегодня будешь весь день занят, роман наверняка большой… - начинает он издалека. – Вряд ли мои услуги будут так уж сильно нужны. Может быть, ты не будешь против, если я отлучусь на пару часов? Здесь, в Хоноре, живет мой приятель. Мы вместе прошли плен, он устроил нам побег. Я хотел зайти к нему ненадолго, повидаться. Ты же не будешь против? – Джон отваживается посмотреть на Микки.
- У тебя есть друг в Хоноре? – восклицает Микки, забывая о компьютере и романе императора. – И ты молчал? Непременно! Едем к нему вместе! Может быть он устроит нам прогулку, покажет злачные места… Ну же, Ватсон, надоело киснуть в постели, поехали! – Микки оживает, выскакивает из кровати и начинает носиться по апартаментам. – Нам нужно улизнуть от охраны. Переоденемся в штатское, уйдем черным ходом, вылезем в окно… Что-нибудь придумаем! Ну давай же, - начинает канючить он, заметив, что Джон не разделяет его восторг, - решайся. Ничего с нами не случится. Ты – офицер, возьмешь оружие, если вдруг на нас нападут. Ну, пожалуйста! У меня депрессия, мне нельзя отказывать, - пускает он в ход запрещенный прием, и Джон сдается, в глубине души убежденный, что совершает большую ошибку.
Они сбегают через окно по сооруженной Микки из простыней лестнице, и Джон чувствует себя полным кретином. Зато, когда они оказываются на улице Хонора, Джона накрывает ощущение свободы и оглушительного счастья. Столица Батрейна и впрямь умопомрачительно красива. Утопающие в зелени огромных деревьев соборы и дворцы, музыкальные фонтаны и движущиеся тротуары, высоченные памятники и непонятного назначения сооружения. В конце концов, поплутав по незнакомому городу, Джон и Микки ловят такси, которое и привозит их под двери дома Шерлока. Они долго рассматривают странной формы дверь, прежде чем в нее постучаться, и с удивлением взирают на пожилую женщину, ее открывшую.