— Ладно, — сказала я. — Может быть, тут скоро будут копы, а может, и нет. В любом случае, я не думаю, что мы должны их тут дожидаться.
Уилл согласно кивнул.
— А что мы будем делать?
— Это вовсе не дорогостоящее звуконепроницаемое жилище. Кто-то в этом доме должен был видеть или слышать что-то.
— Может быть, — сказал Уилл, хотя в его голосе не слышалось особой уверенности.
Я повернулась, чтобы уйти, и постаралась не заметить маленькую детскую кроватку и раскладной столик, которые виднелись через открытую дверь второй спальни.
— Мы не узнаем, пока не спросим. Идём.
Опрашивать многоквартирный дом — занятие не из весёлых. Это трудно, скучно, монотонно и выматывает. Большинство людей, к которым вы обращаетесь, не хотят говорить с вами и стараются закончить разговор как можно скорее — или, в другом случае, они просто балдеют от самого процесса общения и пытаются говорить с вами, даже если они ничего не знают. Вы задаёте одни и те же вопросы снова и снова, получаете снова и снова одни и те же ответы и опредёленно выглядите, как идиот, без единой зацепки.
И если вы не в состоянии перебить их, вам вообще не следует заниматься опросом домов. Со временем вы становитесь очень толстокожими к такому роду вещей, когда работаете в полиции.
— Это ни к чему нас не приведёт, — сказал Уилл после энной двери. Его расстройство и тревога наконец-то вскипели до той отметки, что затмили страх за его жену и ребенка. Он повернулся лицом ко мне, его поза была бессознательно наполнена решимостью: плечи напряжены, грудь вперед, руки сжались в кулаки.
— Нам нужно что-то другое.
Ах да, мужская напористость — я ничего не имела против неё, пока она облегчает работу, а не делает её сложнее.
— Да неужели? — спросила я его. — Ты думаешь, лучше прогуляться вниз по улице, выкрикивая её имя, так, Уилл?
— Н-нет, но…
— Но что? — спросила я его, сохраняя свой голос спокойным, и глядя на него. И плюс с «готовностью-надрать-тебе-задницу» на Марсианском языке тела. Ты не испугаешь меня.
— Ты пришел ко мне за помощью. Я дала её тебе. Либо ты работаешь со мной, либо ты говоришь мне, что хочешь продолжить один. Прямо сейчас.
Он сдал назад, разжав кулаки и отведя взгляд. В свою очередь я тоже расслабилась. Уилл не намеревался угрожать мне, но он чертовски больше и сильнее меня. Конечно, быть сильным — это ещё не всё, но простая масса и сила много значат в бою, плюс у Уилла имелся дикий инстинкт убийцы, который делал их ещё более значимыми. Он никогда не задумывался — чёрт, наверное, никогда не замечал — какое мощное впечатление производит его поза и сжатые кулаки.
Это ещё одна из длинного списка вещей, которые Марсиане с трудом принимают: почти любая женщина знает, что почти любой мужчина сильнее, чем она.
Ну конечно, мужчины знают, что они сильнее, но они редко задумываются над последствиями этого простого факта — последствиями, которые подавляют и практически вездесущи, если вы не Марсианин. Вы думаете про жизнь по-другому, когда знаете, что половина людей, которых вы встречаете, физически сильнее, чем вы, невзирая на всё то, что вы сделали, чтобы исправить это — и даже возможную угрозу физического насилия воспринимаете серьёзно.
Уилл не собирался пугать меня. Он просто хотел найти свою жену.
— Я знаю, это разочаровывает, — сказала я ему, — но это лучший способ выяснить что-то, чего мы не знали раньше.
— Мы обошли весь этот дом, — отрезал он. — И всё, что у нас есть — сосед парой этажей выше, который слышал звук удара.
— Что говорит нам, там не было большой драки, — сказала я, — или они бы наверняка слышали её. Уилл, драки очень громкие, даже когда дерётся один человек. В таких блочных домах как этот, каждый знает, когда его сосед бьёт свою жену.
— Кто-то должен был слышать её крик.
— Возможно, он был не таким громким, как тебе показалось. Крик казался громче за счёт трубки, прижатой к твоему уху. И это расстроило тебя. Если всё произошло достаточно быстро, скорее всего, никто даже не проснулся.
Я выглянула из окна коридора на стоящий напротив, через парковку, дом с такими же квартирами. Уилл не был абсолютно беспомощным в его нынешнем состоянии.
— Я собираюсь проверить дом напротив, может, кто-то что-то видел или слышал прошлой ночью. Я хочу, чтобы ты позвонил Энди и Марси. Вызови их сюда, если сможешь связаться с ними. После этого проверь свой телефон, сотовый Джорджии, её электронную почту. Посмотри, не связывался ли с ней кто-то странный.
— Ладно, — сказал он, морщась, но кивая.
— Контролируй свои эмоции, Уилл. Оставайся спокойным, — сказала я ему. — Спокойствие - это лучший способ думать, а думать — это лучший способ найти Джорджию и помочь ей.
Он глубоко вздохнул и снова кивнул.
— Послушайте, сержант… один из парней в этом здании… Может, вам не стоит идти туда одной.
Я мило ему улыбнулась.
Уилл поднял вверх пустые руки, будто я направила на него пистолет.
— Верно. Извините.
Целых три дома имели квартиры с видом на парковку в целом и на квартиру Борденов в частности. Я остановилась на парковке, окинула взглядом окна и затем начала с левого дома.
Прошло больше часа, а мои усилия не увенчались успехом, и я поняла свою главную проблему: я — не Гарри Дрезден.
Дрезден осмотрелся бы с рассеянным выражением на лице, побродил по округе, натыкаясь на вещи и не заботясь о профессиональной осторожности, даже если это место преступления. Он бы задал несколько вопросов, в которых на первый взгляд не было смысла, сделал бы несколько замечаний, которые, как он думал, были остроумными, и многословно оскорбил бы любого, кто попытался задавить его авторитетом. Затем он бы сделал нечто, в чём не было, чёрт побери, никакого смысла, и получил результат прямо из воздуха, как фокусник достает кролика из шляпы.
Если бы Гарри был здесь, он наверняка бы вытащил несколько волосков из расчёски Джорджии, сделал бы что-то глупо выглядящее с ними, и отправился бы за ней через город, через штат, или, насколько я знаю, на другую сторону вселенной. Он мог бы рассказать мне о том, что случилось с Джорджией, больше, чем я могла выяснить, может быть даже определить преступника, точно или приблизительно. И, если пахло жареным, когда мы отправлялись за плохим парнем, то он тут же начинал швырять огонь и молнии повсюду, как будто они были его собственными личными игрушками, созданными специально и эксклюзивно для его развлечения.
Наблюдать за работой Дрездена было обычно одним из двух: либо, мягко говоря, забавно, либо воистину жутко. В смысле, все его манеры всегда заставляли меня думать о детях с синдромом аутизма.[5] Он никогда не смотрел никому в глаза больше доли секунды. Он двигался с непомерной осторожностью того, кто был на несколько размеров больше, чем обычные люди, держа свои руки и ладони близко к туловищу. Он тихо говорил, как будто извинялся за звучный баритон своего голоса.
Но когда что-то привлекало его внимание, он менялся. Его тёмные, умные глаза начинали сиять, а его пристальный взгляд становился таким напряжённым, что мог вызвать огонь. Когда же ситуация менялась от расследования до отчаянной схватки, с ним опять происходили метаморфозы. Казалось, он становился крупнее, жёстче. Он становился более агрессивным и уверенным, а его голос делался звучным гласом, который можно было услышать с противоположной стороны футбольного стадиона.
Прощай, чудаковатый ботаник — да здравствует ужасающий кумир!
Немногие из «ванильных», как он называл формально нормальных людей, видели Дрездена на пике всей его мощи. Те же, кому из нас довелось это наблюдать, после этого воспринимали его полностью серьёзно — но я решила, что для его же блага, и ни для чего другого, хорошо, что все его способности не выставлялись напоказ. Мощь Дрездена могла до чёртиков испугать множество людей, так же как испугала меня.
Это не тот вид страха, который заставляет вас кричать и бежать. Это ещё довольно мягкий страх. Это «Скуби-Ду» страх. Нет. Зрелище Дрездена в действии наполняет вас страхом того, что вы просто стали жертвой эволюции — словно вы наблюдаете что-то гораздо большее и безгранично более опасное, чем вы сами, и что ваш единственный шанс на спасение — это убить его. Немедленно. Прежде чем вы будете повержены мощью, с которой вы раньше никогда не встречались.
5
Аутизм — расстройство, возникающее вследствие нарушения развития головного мозга и характеризующееся выраженным и всесторонним дефицитом социального взаимодействия и общения, а также ограниченными интересами и повторяющимися действиями. Все указанные признаки проявляются в возрасте до трёх лет.