— Нашел знатока чужих заебов, — отмахнулся от него Брок, и со слабым уколом стыда вспомнил, как сидел вчера до полуночи, читая о беременности на ранних сроках. Восемь недель. Пальчики и ушные раковины уже формируются. И яйца отрастают, если парень. Вчера он курил и пялился в монитор, гадая, совсем он тронулся или только частично. Роджерс — квинтэссенция, блядь, мужественности. Он мужик… который дал Броку так, что у него, похоже, мозг разжижился, если он ночью не спит, не валяет по постели очередную девочку или мальчика, а гадает, пропал ли у ребенка Роджерса хвост или еще нет. Прикидывает размер (с ягодку малины — крошечный совсем). Пять минут, потраченных на размышления о том, каково бы это было — иметь ребенка от кого-то настолько охуенного.
Но Роджерс мужик, и если он и залетел, то не от Брока. Не с его счастьем.
Но носился за чертовым суперсолдатом, как приклеенный. Тошнота и слабость. Крекеры у кровати. Увеличение матки — вот все, о чем он мог думать, когда Роджерс, придурок эдакий, спрыгнул со второй палубы на первую и ушел перекатом от автоматной очереди. Брок, плюнув на все, дал знак Роллинзу принять командование и сиганул за ним. Это было сильнее него, так что к черту.
— Блядь, — сказал он по общему каналу, когда на Роджерса рухнула здоровенная железная херня, — блядский боже.
Он приподнял край какой-то фермы, и Роджерс ужом выскользнул, потопал ногами, проверяя, не сломано ли чего. Очень по-суперсолдатски — топать ногами, проверяя, не сломано ли чего.
— Ты как? — спросил он у Роджерса, и тот, метнув щит, разбил сразу три морды террористов, высоко подпрыгнув, поймал свое фрисби и утер блядские губы (отлично смотрелись на члене, чего уж).
— Нормально. Когда я был не в порядке? — Дернув его на себя, Роджерс прикрыл их обоих щитом и какое-то время они отстреливались с двух рук. — Что происходит, Рамлоу? Почему ты не с заложниками?
— Роллинз там. А я здесь.
Роджерс странно на него взглянул сквозь прорези маски и погнал вперед, дав знак держаться рядом.
Брок будто приклеился к нему, и вдвоем они быстро зачистили палубу, причем Брок скрупулезно подмечал, что Роджерс все равно бережется: никаких ебаных пируэтов под пулями и прыжков с десяти метров.
На его взгляд, это лучше всех токсикозов говорило о том, что Роджерс боится не за себя.
Ну, или у Брока затикали часики и окончательно протекла крыша на этой почве. Ма бы сказала: “Я тебя предупреждала, Брок”, - но думать об этом сейчас было выше его сил.
Нахрен. Просто нахрен.
***
Брок смотрел на него. Постоянно. Стив лопатками чувствовал его взгляд везде, где они пересекались.
Случайный любовник, ночь с которым он так и не смог выкинуть из головы. Отец его ребенка. Про Брока разное говорили, но чаще всего — что насколько тот хорош в постели, настолько же невыносим вне ее. Стив, поддаваясь желанию, надеялся, что именно это поможет им работать дальше — отсутствие личного. Переспали и разошлись. Ни одна, даже самая красивая и умная дамочка, не смогла удержать его около себя дольше нескольких ночей, а Стив и не собирался удерживать. А оно вот как вышло.
— Что ты решил? — спросила Наташа, протягивая ему яблоко. — Премия Чаплина?
— Конечно, нет. Думаю, останусь на службе, пока не заметно ничего, потом уйду в отпуск и вернусь с “усыновленным” ребенком.
— Усыновляют только в полную семью.
— Хочу посмотреть, кто мне откажет.
Наташа странно на него взглянула и обвела взглядом зал.
— Скажешь ему?
— Кому? — с Наташей бесполезно было прикидываться дурачком, но Стив попытался.
— Отцу… второму отцу ребенка.
— Нет.
— Как знаешь, — Наташа села напротив и положила свою крошечную ручку сверху. — Я бы очень хотела детей, Стив. А потому рада, что ты решил… Не слушай никого, тебе еще сто раз скажут, что весь мир важнее одного ребенка, но ты не слушай, хорошо?
Стив проглотил огромный кусок круассана, от возмущения даже не прожевав его толком и заметил:
— Мир, по сути, общий, читай — чужой. А ребенок мой. Выбор очевиден.
Стив по глазам Наташи видел, что ребенок, по ее мнению, тоже не только его, но она промолчала.
— Тони догадался, до Клинта тоже вот-вот дойдет, — вместо ожидаемого разговора о семейных ценностях, сказала она.
— Им я верю, — ответил Стив, допивая сок. — Врача мне Хелен нашла, шансы доносить до приличного срока неплохие, так что у меня все хорошо, Нат.
Наташа посмотрела ему за спину и дернула губами.
— Все и будет хорошо, Стив. С премией или без.
***
Хорошо не было. Он не мог отказаться от оперативной работы полностью, не объяснив Фьюри причины. Ник был не тем человеком, которого хотелось бы посвящать в подробности, а потому он на глазах у пристально наблюдавшего за ним Брока упаковался в бронежилет и нацепил парашют, надеясь, что Брок не разбирается в тонкостях психологии людей в положении и ничего не заподозрит.
— Ты как? — спросил Брок, которого просто не должно было быть у рухнувшей кран-балки.
— Нормально, — отозвался Стив, проверяя целостность ног — правый голеностоп ныл, но терпимо. — Когда я был не в порядке?
Брок смотрел с жадностью, как на приз, который ему только подержать дали, и Стив дернул его на себя, прикрывая. Знакомый жар сильного тела на мгновение выбил его из колеи, вызвав мучительное возбуждение, но сейчас ему было не до выяснения несуществующих отношений. У них тут заложники, между прочим.
***
Брок знал, что Роджерс еще на базе. Сидит над отчетами, небось. Надо было поговорить, выяснить, да-нет, а то он уж очень заебался. Смертельно просто заебался думать о доме с белым забором и горячем Роджерсе в койке. О его круглом пузе, полном его, Брока, генов. Если, конечно, произошло ебаное чудо и Роджерс, во-первых, залетел, а во-вторых, залетел именно от него. Самодовольства Броку было не занимать, он справедливо считал себя охуенным, и в койке тоже, так что очень надеялся, что если бы Роджерсу захотелось, он бы снова пришел к нему.
Он так размечтался о том, чтобы еще хоть раз оказаться с ним в койке, что очнулся только у самой двери кабинета непосредственного начальника, предположительно — беременного. И если очень повезет, беременного от него.
Он, мать вашу, имел право знать, верно? Малинка, перепончатые пальчики и пропавший хвост — он имел на это все право. Хотел иметь. Впервые в жизни хотел иметь право на что-то, кроме собственной остопиздевшей свободы.
Он постучал.
— Входи, — после совместной охуенно горячей ночи наедине Роджерс не трудился соблюдать особый официоз и обращался к Броку на “ты”. Когда по фамилии, когда по имени, но на “ты”, даже не пытаясь делать вид, что ему отшибло память.
Когда Брок вошел, Роджерс лежал на диване и листал на планшете уже сданные отчеты.
— Когда ты собирался мне сказать? — напрямую спросил Брок, дурея от собственной незамутненной наглости.
— О чем? — сделал вид, что не понял, Роджерс.