Брок передвинул журнальный стол ближе к нему и поставил на него огромный стакан апельсинового фреша, так, чтобы до него можно было легко дотянуться. И чертовы крекеры. На сайте было написано, что они помогали от утренней тошноты.
— Не вредно тебе вот так сидеть за полночь, например?
Роджерс посмотрел на сок, на Брока и выгнул бровь.
— Я, между прочим, тебя прикрываю. Я первым должен знать, если тебе нужна дополнительная защита, блядь, не говоря уже о… обо всем остальном.
Роджерс заломил бровь сильнее и, отложив планшет, сложил руки на груди.
— О чем ты? — наконец, спросил он, когда Брок, называя себя ослом, заткнулся, мысленно посыпая голову пеплом.
— А мне не о чем? Скачешь, как бессмертный, балки на себя роняешь, куда только твой… — он не смог подобрать слово, потому что печатного у него не было, не для другого мужика, от которого у Роджерса, возможно, ребенок. Его, Брока, ребенок. С перепонками, ушами и размером с ягоду малины. Или вишни. Сайты расходились во мнении. — Этот. Смотрит.
Роджерс ухмыльнулся и оглядел его с головы до ног.
— В данный момент он смотрит прямо на меня. Мой… этот.
У него же не задрожали руки? Облегчение и радость были такими сильными, что Брок не заметил как оказался на полу, прижимающимся щекой к колену Роджерса. Тонкий шерстяной плед был колючим, но насмешливый взгляд самой горячей порномечты с лихвой искупал все на свете: твердый пол, твердый член, колючий плед, секс только с второго триместра и желание убить каждого, кто хотя бы посмотрит.
— Мне нервничать нельзя, — спокойно предупредил Роджерс. — Так что уйди с глаз моих, Рамлоу.
— Ага, бегу, роняя по дороге части туалета. Хрен я куда теперь уйду. Потрогать дашь?
— Там все равно нечего пока, — не подумав, заметил Стив.
И тут Брок вывалил на него все, что вычитал и что успел додумать за последние две недели. Роджерс со странным выражением лица выслушал и про малинки-вишенки, и про формирование нервной трубки, ноздрей и яичек, и про исчезающий хвост, и о пользе фолиевой кислоты с витамином Е, а потом молча расстегнул куртку и задрал футболку едва не до подмышек. Брок нежно обвел кончиками пальцев кубики на твердом, как бетон взлетки, животе и подумал, отчего-то вслух:
— Как малявка такое растянет? Все равно что стену толкать.
— Если удастся в тебя — растянет, — Роджерс снова дернул бровью и откинулся на подлокотник дивана, прикрыв глаза.
Брок не стал думать вслух, что если ребенок удастся в Роджерса, то он вообще сам выход себе провертит. Напрямик. Напрочь игнорируя предназначенные для этого… отверстия. Или, наоборот, не предназначенные.
Брок, решив, что голову ему точно теперь не отгрызут — Роджерс все-таки не самка богомола, — осторожно коснулся губами около аккуратного пупка. Горячая кожа приятно пахла, Брок лизнул живот Роджерса с таким голодным удовольствием, какого не испытывал с той самой ночи.
— Брок, — напряженно выговорил Стив. — Я, кажется, говорил, что мне нельзя нервничать?
— Я даже молчу. Как я могу тебя бесить, если молчу?
Броку говорили, что он умудряется бесить, даже когда спит зубами к стенке в темноте и под одеялом, но у Роджерса же супер-нервы, так?
— У меня повышенный гормональный фон. Либидо тоже… Как думаешь…
— Думаю, это отличная новость. Вторая по отличности за сегодня.
Брок расстегнул его брюки, оттянул вниз белье и вобрал в рот горячий текущий член, пропуская сразу в горло. Стив сладко, знакомо застонал, и Брок, отчаянно сжимая себя через штаны, принялся сосать, почти кончая от сумасшедшего возбуждения. Он хотел его. Он дохренебени матери его хотел. Себе.
— Ч-черт, — выдохнул Стив, хватая его за волосы. — Боже, Брок. О, Боже.
Боже, Брок, силь… нее, хорошо, как же… Да, боже, да.
Стив кончил, с силой вжимая его лицом в пах, подавая бедрами снизу вверх, и Брок тоже оказался на самом краю. Роджерс дернул его за волосы и впился в губы поцелуем до того властным, что Брока перетряхнуло, как под напряжением. Он кончил, как выпускник церковно-приходской школы, впервые увидевший голые сиськи — в штаны.
Впрочем, сиськи и вправду были хороши.
— Я умею делать омлет с овощами, — похвастался Брок. — На пару.
Роджерс еще раз коротко его поцеловал и отпустил. Брок снова оказался на полу. Красивый, голый и плоский (пока!) живот по-прежнему был возмутительно доступным, а потому он снова его поцеловал, надеясь, что они своими плясками никак не навредили его содержимому.
— Я гвозди перевариваю, — заметил Роджерс, впрочем, без особого упрямства.
— Вот жрут такие, как ты, гвозди, а потом у детей аллергия, — вздохнул Брок, обращаясь больше к животу, чем к самому Роджерсу. — А в твоем положении нужен покой, хорошее питание и регулярный секс. Со второго триместра, — подумав, честно добавил он, потому что, ну реально, прошло время быть похотливым животным.
Роджерс задумчиво взъерошил его волосы и признался:
— Мне отчего-то казалось, что такие, как ты, не хотят иметь детей. Иначе в таком возрасте они у тебя бы уже были.
— Такие как я, Роджерс, — как мог спокойно заметил Брок, потому что, ну какого хрена, пусть Роджерс прав, но конкретно их случай — вообще о другом, — с юности шляются по районам, экология которых далека от новозеландской. И иногда они хотят, но не могут. К тому же мужики редко залетают, даже если хотят. Слабаки. Не то что ты, детка.
— Детка, — насмешливо повторил Роджерс и, поправив белье и футболку, плавно поднялся с дивана, сладко потягиваясь. — И что делать будем, Брок?
— Как что? — с пола ответил Брок, вспоминая, есть ли у него овощи для обещанного омлета, или он опять пиздобол. — Деньги на колледж откладывать. Уже пора. Как насчет медицинского?
Роджерс застегнул куртку, обулся, и вдруг весело фыркнул, взглянув на Брока.
— Кажется, ты будешь хорошим отцом, несмотря на то, что мне о тебе говорили.
Брок примерно мог себе представить, что могли о нем сказать, и предпочел не развивать тему.
— Я буду охуенным отцом, Роджерс. Знаешь почему? Я охуенен во всем, чем действительно интересуюсь. И мужем я тоже буду заебись. Как насчет двойной фамилии? Только чур моя первая.
Роджерс со вздохом взял со стола связку ключей и, положив руку ему на поясницу, повел к выходу.
— А вот это мне без разницы, — со вздохом ответил он. — Но Тони будет стебаться до конца моих дней.
— Судя по тому, что ты знаешь слово “стебаться”, мне нужно пожалеть Старка, а не тебя. Ма будет рада, — неожиданно добавил Брок.
— У тебя живы родители? — удивился Стив, и Брок понял, что тот таки видел его досье.
Брок представил лицо матери, жившей на Сицилии и еще лет двадцать назад потерявшей надежду дождаться от него внуков, и ответил:
— Пока да.
Оставалось надеяться, что ма переживет Роджерса.
Его невозможно было не пережить.
Брок знал это как никто.