И я тоже постараюсь быть там. Я знаю все о разбитом сердце и знаю, как это пережить. Ему понадобится друг, и я могу им стать.
В доме раздается глухой топот. Чей-то голос кричит: — “Бросьте это, леди! Бросьте пистолет!”
Я поворачиваюсь и вижу двух офицеров полиции Ревира, они направляют на меня оружие. Они молоды, взвинчены. Опасны.
Я совсем забыла, что держу пистолет. Медленно кладу его на пол.
— “А теперь отойдите от него! Лежать! Лицом в пол!” - кричит полицейский.
— Вы серьезно? - Думаю я. — Вы действительно заставите бабушку лечь лицом вниз?
Вот тогда-то в дело и вступает Агнес. Она врывается в комнату в своих ортопедических ботинках и втискивает все свои 110 фунтов между копами и мной. — “Не смейте, парни, направлять на нее свое оружие!” - хрипит она своим прокуренным голосом. — “Разве вы не видите, что она гребаный герой?
Тридцать один
Неделю назад мы с Агнес Камински не разговаривали друг с другом. Теперь она стоит рядом со мной во дворе дома Леопольдов, и гладит меня по спине, пока мы наблюдаем, как скорая помощь уезжает с Ларри. Судя по тому, как он ругался с парамедиками, когда ему ставили капельницу, с ним все будет в порядке. Чего нельзя сказать о его браке.
Лорелея выводит свою машину задним ходом из гаража и говорит нам через окно машины: — “Сукин сын захочет забрать свой бумажник и очки, так что я тоже еду в больницу. Хотя я не знаю, почему я из-за него беспокоюсь.”
Мы смотрим, как Лорелея уезжает вслед за машиной скорой помощи, и Агнес фыркает: — “Может, тебе стоило просто позволить Рику прикончить этого мудака”.
Но я рада тому, что сделала. Когда полиция выводит Рика в наручниках из дома, он кивает мне. Это жест благодарности за то, что я помешала ему совершить еще большую ошибку, чем он уже совершил. Люди — крайне нелогичные существа, склонные совершать безрассудные поступки, и иногда мы спасаемся только по милости бога — или соседа. Я поднимаю руку, чтобы попрощаться, и затем Рик исчезает в ярком свете мигающих огней.
Все кончено. И все остались живы.
Внезапно на меня разом обрушивается все то, что произошло сегодня вечером, и мои ноги подкашиваются. Я, пошатываясь, подхожу к крыльцу Леопольдов и опускаюсь на ступеньки. Я не могу поверить во все, что произошло. Самой не верится, что я вбежала в этот дом, даже не подумав об опасности. Но ведь тогда я считала, что у меня за спиной есть мои соседи в качестве прикрытия, и думала, что мой отряд ворвется туда вслед за мной. Мой единственный отряд теперь стоит рядом со мной, отхаркивая мокроту из легких.
— “Этот Джонас”, - бормочу я.
— “Что, Джонас?”
— «Какой морской котик позволит женщине противостоять врагу в одиночку?»
— «Куриное дерьмо он, а не котик». - Агнес садится на ступеньку рядом со мной. - «Ты что, действительно поверила во всю эту чушь о морских котиках?»
— Ты хочешь сказать, что все это неправда?”
— “О, у меня насчет этого давно были сомнения. Сегодня вечером он окончательно их развеял". — Ее смех прозвучал, как лай морского котика. Настоящего морского котика, а не фальшивого. — “Все это поднятие тяжестей, все это хвастовство своими опасными миссиями. Кому нужно хвастаться, если ты действительно прошел этот нелегкий путь?”
Она права. Конечно, она права, и я чувствую себя совершеннейшей идиоткой из-за того, что всегда верила его военным историям. Но это всю жизнь было моей проблемой, я верю людям на слово, и сегодня вечером меня могли убить из-за этого.
В доме Гринов по соседству загорается свет, проникающий сквозь щели в опущенных жалюзи. Итак, они все-таки были дома, прятались в своем доме с выключенным светом, в то время как прямо по соседству разыгрывалась эта драма. Они бы услышали выстрелы и крики Лорелеи. Они бы знали, что я, безоружная, бежала навстречу опасности. Несмотря на то, что у Мэтью Грина есть пистолет, он даже не потрудился выйти из своего дома, чтобы помочь мне. Даже сейчас, когда на улице припаркованы все эти полицейские машины, он не выходит.