— Любопытно, но верится с трудом. По твоей опрометчивой версии выходит, будто Люлькин ездил без привычного каждому порядочному шоферу инструмента?
— Представь себе, без… И топора в багажнике «жигулей» не было.
— Зарывать могилку топором не так ловко, как лопатой.
— Не зарывать, Боря. Если бы имелся топор, угонщики срубили бы парочку-тройку вон тех березок, — Голубев показал на подлесок, — и шутя объехали бы буреломину. А без топорика им, наверное, полсуток пришлось здесь по грязи елозить, чтобы развернуться. При буксовке уйму бензина спалили.
Стоявший рядом белоголовый, как одуванчик, понятой вдруг смущенно заговорил:
— Извините, ребятки. Возможно, не в свое дело влезаю, но относительно упомянутого вами топора могу сообщить совсем недавнюю историю… — «одуванчик» глянул на рослого Бирюкова: — Как, товарищ прокурор, являясь понятым, имею ли я право высказать собственную точку зрения по топорному вопросу?
— Пожалуйста, высказывайте, — ответил Бирюков.
— Спасибо за разрешение, — понятой живо показал на поваленную березу. — Не далее как в полукилометре от этого препятствия находится пасека бывшего раздоленского кузнеца Ефима Иваныча Одинеки. Чтобы вам было понятно, это мой свояк. Точнее сказать, жены наши — родные сестры. Родня близкая. Не то, что седьмая вода на киселе. В прошлом году Ефим Иваныч оформился на пенсию и теперь постоянно проживает возле ульев, где построил хороший зимовник. Мужик он общительный. Часто меня приглашает в гости. Последний раз я гостил у него на прошлой неделе в среду. Пока утром шел туда, краем леса вдоль дороги набрал корзинку груздей.
— Какой дорогой шли? — спросил Бирюков.
— А тут одна дорога. Вот эта самая, где мы находимся.
— Никого в пути не видели?
— Нет, ни души. Утро было ясное. Птички пели. Собирая грузди, малость мимо пасеки не прошел. Спохватился, когда зимовник увидел. Ефим Иваныч обрадовался. Мигом обед сгоношил, а для аппетита выставил из погреба на стол запотевший жбан медовухи. И так мы со свояком увлеклись разговором, что не приметили, как вечером дождик ливанул. Чтоб не опрокинуть в темноте стаканы, Ефим Иваныч зажег фонарь. Аккурат в это время заявились на пасеку два промокших до нитки парня. Физической комплекцией вроде разные, а одеждой одинаковые, словно инкубаторные цыплята. И штаны, и черные рубахи точь-в-точь похожие.
— Дак, может, их не двое, а всего один был? — с мрачной подковыркой изрек морщинистый понятой.
«Одуванчик» живо повернулся к нему:
— Как всего один?
— А так, Миха, что от медовухи у тебя в глазах задвоило.
— Ничего подобного! Это ты, Васеня привык употреблять напитки, от которых один глаз — на Кавказ, а другой — на Север. Медовуха же главным образом по ногам бьет. Иногда прытко вскочишь из-за стола, а ноги в коленках — фиг!.. Подкашиваются, язва их подери, будто ватные.
— Что привело тех парней на пасеку? — возвращая рассказчика к прежней теме, спросил Бирюков.
— Именно топор им требовался. Дескать, забуксовали на проселке. Надо бы лесину срубить, чтобы под колеса сунуть, а топора нету. Ефим Иваныч по-хозяйски ответил, мол, у него лишних топоров не имеется для раздачи каждому встречному. Один из парней, худощавый и к тому же заметно выпивший, взъерепенился. Дескать, не дашь топор по-хорошему, заберем силой. Такой ультиматум задел Ефима Иваныча за живое. Он хотя и пенсионер, но закалку имеет кузнечную и кулаки пудовые. Поднялся мой свояк во весь могучий рост и сурово предупредил задиру: «Насчет силы помолчи! Могу так врезать по макушке, что у тебя на заднице штаны лопнут». Паренек сунул руку в карман. Вроде бы ножик или пистолет хотел оттуда выхватить. А другой парень, который здоровее, сгреб дружка в охапку и вынес из зимовника. Куда парни после этого подевались, не знаю.
— Долго вы гостили на пасеке?
— Двое суток. В пятницу утром отправился от свояка домой в Таежный.
— Этой же дорогой шли?
— Конечно. Когда вот сюда дотопал, сразу догадался, где искавшие топор забуксовали. Постоял, поглядел на оставленные ими следы и сделал вывод, что парни либо напились в стельку, либо, скорее всего, в шоферском деле ни бельмеса не кумекают. Я до пенсии сорок лет шоферил и вполне авторитетно утверждаю: развернуться здесь на легковушке — пустяковое дело в любую погоду. Надо только плавно реверсировать. А они, дурни, газовали напропалую. При таком форсаже можно и на сухом асфальте буксануть, — «одуванчик» глянул на молчаливо слушавшего шофера милицейского УАЗа. — Молодой человек, какое ваше мнение на сей счет?
— Такое же, — сказал шофер.