— Ты что обиделась? — выдохнул Демиан.
— Нет, — хотя на самом деле, да. Обиделась. — Я пожалуй спущусь вниз. Давай в другой раз посмотрим фильм.
Клыкастый хотел было мне что-то сказать, но передумал: только рассеянно махнул мне рукой вслед.
— Знаешь, — урок уже закончился, и Сорша ставила учебники на полку. Дрейк сидел за столом и задумчиво перелистывал конспект, — ты делаешь успехи. Когда не ленишься, конечно.
— Спасибо.
— У тебя все стало бы лучше получаться, прикладывай ты усилия. Пустив все на самотек, ничего особо не добьешься.
— Да, скорее всего так, — отозвался тот.
Сорша глянула на Князюшку. Он переживал из-за проблем в семье, она это прекрасно понимала. Хоть Дрейк тщательно скрывал всё за налетом беззаботности, за шутками и подколами. Он оказался далеко не таким наглым и хамоватым дураком, как считала Сорша сперва. Забавно даже.
— Я не считаю, что ты ни на не способен, — Дрейк вскинул на нее удивленный взгляд. — Твоя мать ошибается. Ты очень талантливый, Дрейк, просто ленишься.
— Ты первая, кто мне это говорит, — его губы тронула тонкая улыбка. Как Сорша и ожидала, Князюшка воспрял духом.
Пока Сорша наводила порядок, он наблюдал за ней, а потом произнес:
— Тебе бы пошли распущенные волосы.
Сорша коснулась толстой косы. Она привыкла убирать волосы. Распущенные доставляли массу неудобств.
— Не знаю…
— Распусти, — Дрейк вскочил со своего места, приблизился к Сорше — девушка как раз замерла возле настенного зеркала. Дрейк осторожно распутал косу.
— Видишь? — демон запустил пальцы в ее густые мягкие волосы. Сорша невольно зажмурилась от его прикосновений. — Так лучше… Мне кажется… — он опустил руки. — Красивые у тебя волосы.
— Спасибо, — она кивнула, смахивая прядь, упавшую на лоб. — Так действительно лучше.
Дрейк отошел, а потом ненароком заметил.
— Да и Брендон любит брюнеток. Особенно, кудрявых. Прямо, как ты.
— Здорово, — откликнулась Сорша, хотя, что самое странное, особой радости у нее этот факт не вызвал.
На кухне был отец. Он сидел в плетеном кресле, которое, вероятно, перетащил с веранды, и читал какой-то журнал. В самых расстроенных чувствах я подошла к холодильнику. Хоть Демиан и переспал с Мелани до наших (официальных) отношений, меня это всё равно задело. Наверное, я просто ревнивая дура.
— Ты выглядишь расстроенной, цыпленок, — участливо заметил отец.
У нас с мамой есть схожая привычка — горе надо заесть чем-то сладким. Потому в холодильнике всегда припасено что-нибудь на черный день. Я нашла две плитки молочного шоколада с орехами.
— Может быть.
— Что произошло?
Я щелкнула по кнопке чайника.
— Ничего особенного.
Отец отложил журнал в сторону, чуть поддался вперед.
— У меня такое чувство, Лена, что ты меня отталкиваешь.
— Папа, я не растроенна.
— Я не об этом, — отмахнулся Эдуард. — А вообще… У меня сложилось впечатление, что каждый мой шаг навстречу ты воспринимаешь в штыки.
Я тяжко вздохнула. Ох, начинается…
— С мамой поговорил, что ли?
— Вроде того, — последовал уклончивый ответ.
Тогда ясно, где берут начало все эти душещипательные разговорчики. Лиза такая Лиза…
— Я не воспринимаю твои попытки подружиться в штыки, — и поймав скептический взгляд отца, добавила. — Только если немного.
Я делала себе чай, отец молча, потом показал на место напротив. Я опустилась на стул, с шелестом развернула шоколадку. Предложила папе — тот отказался.
— И почему же?
— А ты не догадываешься? — папа сделал вид, что нет. — Вот, скажи, зачем ты приехал.
— Мне кажется, мы об этом говорили, — начал он и осекся. — Ладно, — он запустил пятерню в свою светлую шевелюру. — Я соскучился по вам. По тебе, по Лизе, по Марку… И если с последним я поддерживал хоть какую-то связь, то с вами обеими редко. А когда я узнал, что Лиза выходит замуж… Или собирается выходить… — он пожал плечами. — Я просто вцепился в первое предложение в Тангрете и бросил Срединный мир. Даже не знаю. Мне казалось, мое присутствие на что-то повлияет. Но, как видишь, не особо.
— Маме хорошо рядом с Ахо.
— Я вижу. Они действительно подходят друг к другу.
Я сделала маленький глоток обжигающего напитка. Всё это звучало настолько тоскливо, что мне стало жалко отца и мерзко от того, как я с ним себя вела. Но давняя обида взяла все-таки вверх.
— Да. Он не бросает семью, сматываясь в джунгли.
Эдуард спорить не стал.