Такой если пожмет, то все кости переломает, от руки ничего не останется.
— Ладно, пошел я, — сказал он, поглядев на часы, — самолет ждать не будет.
— Счастливо тебе долететь!
— Бывай здорова!
Он подхватил неподъемного вида рюкзак и ушел.
А я поглядела на ту помойку, что он оставил, и подумала, не погорячилась ли я, что согласилась сюда въехать. Однако взяла себя в руки и принялась за уборку.
Часа через три я присела передохнуть и заварила себе кофе. Кофеварка была у Васи отличная, и вообще, когда я отмыла кухню, оказалось, что все там есть: и микроволновка, и тостер.
Холодильник пришлось отключить, чтобы как следует вымыть его; те немногие продукты, что там были, успели покрыться плесенью и прийти в полную негодность.
В комнате после уборки стало значительно просторнее. Мебели было мало, беспорядок создавали разбросанные вещи.
Я запустила стиральную машину, потом решила заказать пиццу в пиццерии, телефон которой нашла записанным на обоях перед дверью. Были там еще какие-то телефонные номера, но я решила разобраться с ними позже.
В пиццерии ответили сразу и, услышав адрес, спросили, не у Васи ли я живу. И когда я ответила утвердительно, девушка сообщила, что на этот адрес полагается скидка.
Ну да, если вспомнить, сколько коробок из-под пиццы я вынесла на помойку, Вася у них самый главный клиент.
В общем, после пиццы я свалилась на диван и проспала до позднего утра как убитая, без сновидений.
Публика расселась по скамьям амфитеатра. Между рядами сновали разносчики фруктов и воды. Пробирались к своим местам последние припозднившиеся зрители.
Разговоры затихли.
Открылись малые ворота, и на арену жалкой кучкой вышли участники сегодняшних игр.
— Кто это такие? — спросил виноторговец Публий Маррон своего соседа, богатого откупщика из Брундизия[1].
— Это поклонники нового восточного божества, — ответил тот охотно, — приверженцы какого-то дикого культа… кажется, их называют пристианами… или христианами. Они устраивают свои богослужения в катакомбах.
— И что — они будут сражаться друг с другом?
— Нет, они не желают сражаться. Их будут травить дикими зверями.
— А, ну это не слишком интересно.
— Не скажите! Сенатор Луканий, который проводит эти игры, обещал выставить много хороших зверей. Будет два льва, несколько леопардов и еще какие-то звери из Африки. Кроме того, этим христианам позволили вооружиться. Хотя они, кажется, противники оружия…
— Какая дикость!
Христиане испуганно и растерянно оглядывались.
Наконец открылись большие ворота и на арену выбежали звери.
Сначала появилась черная пантера. Она прижалась к земле, обвела трибуны горящими глазами, зарычала.
Следом за пантерой появился лев.
Могучий зверь вышел на арену величественной поступью, встряхнул рыжей гривой и издал грозный, устрашающий рев.
Пантера отступила, прижала уши.
Христиане подались назад, один из них начал громко молиться, постепенно остальные присоединились к нему.
— Вы же говорили, что у них есть оружие? — осведомился у соседа Публий Маррон.
— Так говорил сенатор. Но они же против вооруженной борьбы…
— Даже когда от этого зависит их жизнь?
— Видимо, так…
— Какая дикость!
Звери один за другим выбегали на арену.
Они еще не освоились, их пугала и беспокоила огромная толпа на скамьях амфитеатра, голоса людей.
Однако постепенно они свыклись с шумом толпы и заметили испуганных людей на арене.
Первой двинулась вперед пантера.
Она приблизилась к христианам, оскалила страшные клыки, приготовилась к прыжку…
И тут вперед выступил высокий представительный старик с посохом в руке.
Он ударил своим посохом в землю и что-то властно проговорил.
Пантера прижала уши и отступила.
— Натравите на них зверей! — выкрикнул кто-то из зрителей, и тут же к нему присоединилось множество голосов.
Распорядитель игр отдал приказ, и на арену выбежали надсмотрщики с вилами и бичами.
Бичи защелкали.
Звери огрызались и рычали, и наконец все они двинулись вперед, к сбившимся в кучу христианам.
1
Брундизий (