— Прочитайте-ка вот это место, — попросил он Низамуддина.
Низамуддин сперва мельком пробежал глазами по газетному листу. Я, сидя рядом с ним, тоже глянул и увидел заголовок: «The Modern Review». Я не впервые видел эту газету, индийские торговцы привозили ее в Кабул, а мой дядя не упускал случая купить, и я, бывало, листал ее.
Низамуддин дошел наконец до строк, о которых сказал Чаудхури. Сначала он прочитал их про себя, потом сказал:
— Слушайте: «Всем народам России предоставлено право на самоопределение… Земля передана из рук крупных землевладельцев крестьянам. Заводы взяты у капиталистов и переданы трудящимся…»
Чаудхури хлопнул ладонями и воскликнул:
— Аджаба![32]
И Низамуддин сказал:
— Слушайте дальше. — И продолжал голосом, набравшим силу: — «Новое большевистское правительство предложило всем воюющим странам положить конец войне «без аннексий и контрибуций», а также на основе права «самоопределения». Под термином «без аннексий» они имеют в виду «без захвата земель других народов и насильственного присоединения других национальностей». Под словом «самоопределение» они подразумевают право наций выбирать и определять формы собственного правительства».
— Аджаба! — снова воскликнул Чаудхури.
А Низамуддин, пробежав глазами продолжение статьи и заглянув в самый конец, спросил:
— А знаете, кто это написал? Эту статью написал Судхиндра Бос… Мы еще почитаем ее и поговорим о ней поподробнее. — Низамуддин отложил газету в сторону и торжествующе глянул на Юсупа: — Вот она, помощь России! Русский колониализм, считавшийся одним из самых несокрушимых, рухнул! И теперь мы с вами видим, что это возможно. Крушение еще одного оплота колониализма — того, который столь упорно возводили англичане в Индии, сегодня зависит от нас: сумеем ли мы придать правильное направление народному гневу, народной жажде мщения?
Поросшее щетиной худое лицо Низамуддина пылало, он был взволнован, но не гнев и не страх породили это волнение, а чувство гордости.
Чаудхури протянул ему вторую газету и сказал:
— А вот здесь, в «Амрита Базар Патрике», есть статья о Ленине. Ленин, оказывается, не Николай, а Владимир Ильич. Посмотри, как здесь о нем сказано, — Чаудхури показал пальцем на строчку: «Ленин — интеллектуальный гигант…»
Однако не успел Низамуддин даже глянуть на газетный лист, как дверь настежь распахнулась, и сгорбленный старик взволнованным и растерянным голосом сообщил:
— Прибыла машина англичан!
Чаудхури вскочил, быстро сунул газеты под ковер.
— Это, скорее всего, майор Джеймс, — тихо сказал он. — Я проведу его в другую комнату. Все идите со мной, кроме вас, — он посмотрел на меня. — Низамуддин тоже пока останется…
Когда мы остались вдвоем, Низамуддин со свойственным ему спокойствием в голосе заговорил:
— Майор Джеймс — разведчик. Он родился и вырос в Индии, знает едва ли не всех здешних знатных людей. Ко всему прочему, он довольно нахальный тип и способен, не дожидаясь ничьего приглашения, сунуться в эту комнату. Как тогда я должен вас представить?
— Ну, как обычно: Кайсар из Мазари-Шарифа… сын купца Файзмухаммеда. Торгую индийскими тканями. Познакомились мы в Кабуле, — вот и все!
Поблизости послышались голоса. Низамуддин быстро передвинул одну из подстилок туда, где под ковром лежали газеты, удобно расположился, сделав вид, что закусывает, и именно в этот момент на пороге комнаты появился тучный английский офицер с одутловатым лицом.
— О, у вас, оказывается, гости! — воскликнул он.
Низамуддин вскочил, жестом приглашая офицера войти, но тот отказался и головой кивнул в сторону двора: там, мол, его ждут, он не один.
Действительно, когда мы вышли, то увидели полковника Эмерсона и майора Джеймса, которым и были тут же представлены.
Майор Джеймс более всего походил на небольшого, но не в меру откормленного бычка: приземистый, полненький. Живот его хоть и был туго стянут ремнем, но заметно выпирал, а лицо напоминало своим цветом перезрелую свеклу, и казалось, вот-вот с него начнет капать кроваво-красный сок. Шею скрывал отвислый двойной подбородок, а маслянистые глазки невесть чему улыбались.
Полковник Эмерсон внешне был полной противоположностью майору — высокий, подтянутый, смуглый человек, мало похожий на европейца из-за оливково-темной кожи и смолянисто-черных волос. Но глаза у него были синими и спокойными, как безоблачное летнее небо. И хоть выглядел он много моложе майора, но из-за красивых редких прядей седины и морщин, пересекающих высокий лоб, лет пятьдесят ему все же можно было дать.