Я не отводил взгляда от Низамуддина, восхищаясь его даром перевоплощения. Не знай я его, никогда бы и мысли не допустил, что все это — сплошное лицедейство, талантливая ложь. Весь его тон, его жесты, то, как нервно перебирал он в пальцах четки, — во всем была искренность, исключающая и тень сомнения.
Майор молча поглядел на полковника, словно спрашивая, как реагировать на услышанное и реагировать ли вообще? Потом взял вилку и нож и вернулся к недоеденному мясу. Ничего не сказал и полковник Эмерсон. И лишь Юсуп, воспользовавшись наступившей паузой, позволил себе пошутить:
— Говорят, страховое общество «Ллойд» страхует от любых несчастных случаев, — от гибели в кораблекрушении до неудачной женитьбы. Может, обратиться к ним и они застрахуют всех нас от большевизма?
Майор Джеймс расхохотался, хотя рот его был туго набит едой; сдержанно улыбнулся и Эмерсон и, искоса глянув на Низамуддина, заметил:
— Пожалуй, молодой адвокат дал дельный совет: если уж вы так боитесь большевизма, пригласите страхового агента от «Ллойда»!
— Да, не скроем, побаиваемся, — признался Низамуддин, — потому что не зря говорят, что голод лишает разума. А вокруг нас — голод, нищета и просто-напросто всякая дрянь, которая любит наживаться на чужих бедах. Вот эти-то люди, как говорят, и намерены доковылять отсюда до самой Москвы, чтобы встретиться с Лениным.
— А в какой-то газете писали, — начал Чаудхури, поглаживая свою аккуратную черную бородку, — что два какие-то брата, индийцы Сетдар и Джепбар, якобы уже встречались с Лениным. И еще говорят, что маулана Баракатулла туда направился, а Махендра Пратап вроде уже в Москве…
— А для чего же они поехали? — вскинулся Низамуддин. — Неужто неясно? Только для того, чтобы поучиться мятежам, вот и все! Больше им там нечего делать…
— Вот именно! — согласился Чаудхури, не оставляя в покое свою бородку. — Народ усталый, голодный, озлобленный, — с кем ему делиться своими горестями, как не с себе подобными? Говорят, рыбак рыбака видит издалека, вот они и увидели отсюда невесть что. И все же, господин полковник… — Чаудхури долгим взглядом посмотрел на Эмерсона. — Все же нас беспокоит, что народный гнев может выплеснуться из берегов. Не получилось бы, что до нас докатятся отзвуки российского грома.
— Старайтесь, чтоб не докатились, — коротко и резко бросил полковник, и брови его сошлись на переносице. — Пламя смуты надо сбить, пока оно не распространилось.
— Верно! — кивнул головой Низамуддин. — Но огонь, как известно, обладает огромным потенциалом, даже не-разгоревшийся. А в Индии горючих материалов более чем достаточно: на каждом шагу десятки голодных людей, которые готовы сожрать тебя взглядами. Как их усмирить? Как оградить от тлетворного влияния большевистских идей?
Полковник не стал отвечать, а майор все еще продолжал жевать и не поднял головы от тарелки. Мне даже показалось, что молчит он как-то злорадно, подчеркнуто: вот, мол, полковник, выпутывайтесь сами изо всех этих вопросов, может, поймете тогда, в каких условиях мне приходится работать…
А Юсуп опять попытался разрядить атмосферу шуткой:
— Говорят, сытый голодного не разумеет. Так не накормить ли нам голодных, вырвав куски из глоток купцов и ростовщиков и выпотрошив утробы заминдаров? Может, тогда они добровольно станут делиться?..
— Не смешно! — резко сказал Низамуддин. — Ну, раздадим мы, допустим, завтра все, что у нас есть, — и что? Думаешь, облагодетельствуем народ раз и навсегда?
— Но я же не о нас с вами говорю, — возразил Юсуп, и красивое лицо его вспыхнуло. — Я говорю обо всех, кому есть чем делиться! Я говорю обо всех, кто сидит на шее крестьян, — о заминдарах, джагырдарах…[35] Намбархары[36] и тахсылдары[37] высасывают из бедняков последние соки, ростовщики и купцы сжирают их живьем, — так что же им, молчать и гибнуть? — Ровные белые зубы Юсупа на миг сомкнулись в каком-то недобром оскале, и он продолжил: — Вот господин майор знает: недавно мы проверяли по заданию господина Колларда жалобу крестьян Навазхана. Мало того, что они платят непосильные налоги, — их заставляют и дороги строить, и арыки рыть, и ухаживать за гончими собаками, за лошадьми, слонами. И никто не говорят крестьянину за это — «возьми». Нет, только — «дай»! — Юсуп постарался немного сдержать себя и заговорил спокойнее, мягче: — Я видел, как живут крестьяне в Англии. Нашим бы хоть десятую долю этого, и тогда здешние крестьяне успокоились бы, не поджигали дома, и вам, — он бросил колкий взгляд на Низамуддина, — вам не было бы страшно ходить по улицам, никто не жрал бы вас глазами.