Наконец-то вернулся тот молодой джигит, которого Низамуддин посылал к Махмуду-мулле. Он открыл дверь, и сразу, в первую же секунду, по лицу его можно было понять — случилось что-то недоброе. Переминаясь с ноги на ногу, он молча глядел на Низамуддина, пока тот наконец не спросил:
— В чем дело? Отчего ты молчишь?
— Англичане арестовали муллу Махмуда, — дрожащим от волнения голосом сказал джигит. — Я и сам-то едва ноги унес…
Меня бросило в жар.
— Я сказал младшему брату муллы, что вы здесь, — добавил юноша, глядя на меня.
— Да-а-а, — сокрушенно протянул Чаудхури. — Стало быть, я был прав, когда сказал: полковник Эмерсон просто так не стал бы являться в наши края!
А я подумал о том, что завтра должен встретиться с Эмерсоном с глазу на глаз.
6
Я проснулся, когда солнце уже взошло. Постель Низамуддина была убрана, и я подумал, что он вышел совершить намаз. Я стал одеваться, потом, не торопясь, вышел во двор, и в этот момент до меня донеслись выстрелы.
Я замер, насторожился. Выстрелы прекратились, и я услышал за спиною чей-то старческий голос. Согбенный старик неслышно подошел ко мне. Он горестно покачивал головой и говорил:
— Ночью кто-то хотел убить самого главного англичанина, но этот проклятый остался жив, а те, кто были с ним, тоже из англичан, отдали душу аллаху. В городе такой переполох! Поарестовали многих… — Он умолк, потому что вновь раздались выстрелы. — Вот, слышите? Прямо хоть не выходи из дома!
Появился Юсуп, спросил старика, где Чаудхури и Низамуддин.
— Где ж им быть! — ворчливо откликнулся старик. — Дежурят. Ведь лавку-то едва не спалили!
— Кто?
— Аллах знает! При такой неразберихе сам черт не поймет, кто чего творит.
— Ну ладно, ты, старик, займись завтраком, — сказал Юсуп и повернулся ко мне: — Да, господин купец, выходит дело, не вовремя вы прибыли, не до торговли сейчас в Индии.
— Ай, не беда! — откликнулся я. — Как приехали, так и уедем.
— А когда ж уезжать решили?
— Не знаю, я ж гость, а говорят — поводья коня, на котором прискакал гость, держит хозяин.
Юсуп в упор глядел на меня, в его глазах было сомнение, едва заметная улыбка тоже не говорила о доверии. Я постарался отвлечь его от мыслей о моей персоне:
— Намереваетесь ехать в Кабул?
Юсуп, оглядевшись вокруг, тихо и доверительно сказал:
— Если поедете в ближайшие дни, мы пошлем с вами одного человека.
Я не успел ни понять, о чем он говорит, ни переспросить, — к нам подошел Низамуддин. Извинившись передо мною, он отозвал Юсупа в сторону и долго с ним о чем-то разговаривал. Потом Юсуп ушел, а Низамуддин вернулся ко мне и рассказал:
— Юсуп — один из самых активных членов «Гадара». Руководители этой организации хотят послать в Кабул представителя — просить у эмира помощи оружием. Юсуп, конечно, понимает, что вы не просто купец, пытается вас раскусить. Но вы пока помалкивайте.
Мы вошли в дом. Тут же явился и Чаудхури со свежими новостями:
— Говорят, сегодня должны прибыть представители Национального конгресса и Мусульманской лиги. Они намерены устроить митинг протеста против «Закона Роулетта»[39]. На улицах висят листовки… — Он достал из кармана несколько смятых бумаг и бросил их на стол.
Низамуддин взял одну, пробежал глазами, а затем прочитал вслух:
— Хинди — мусульман ки джай! Пусть победят индийцы и мусульмане!
Я взял другую листовку. На ней было написано по-английски: «Долой колонизаторов!» Чаудхури рассказывал:
— Англичане всерьез обеспокоены. Генерал Кокс дал понять, что никакого митинга не допустит и если народ соберется, по нему откроют огонь… В общем, из благого намерения может получиться то, что произошло в Амритсаре: гибель сотен людей.
— Но этого нельзя допустить! — воскликнул Низамуддин.
— А как предотвратить? — подавшись вперед всем телом, спросил Чаудхури. — Как успокоить народ, который обозлен до безумия, в отчаянии ищет выхода и готов на ком угодно сорвать свой гнев? Как воздействовать на этот народ?
Низамуддину нечего было ответить.
А я все отчетливее понимал, что оказался в водовороте крайне сложных событий. О тяжелом положении Индии, о жалком существовании ее народа под игом англичан я, конечно, знал, но, вероятно, представлял себе более мощными те силы, на которые народ сможет опереться в критический момент. Такие силы существовали, но они были слишком разрознены и разбросаны…
Не далее как этой ночью я был невольным свидетелем острой дискуссии о Национальном конгрессе и Мусульманской лиге. Чаудхури утверждал, что и конгресс и лига служат интересам местных капиталистов и помещиков, и своим девизом «ненасильственного сопротивления» они, по сути дела, тормозят национально-освободительное движение. Он настаивал на полном разрыве с ними. Низамуддин же, соглашаясь с тем, что Национальный конгресс и Мусульманская лига действительно занимают шаткую позицию, решительно возражал против разрыва. Наоборот, он говорил о необходимости достижения взаимопонимания и объединения усилий в борьбе с общим врагом. Всего два человека — и два таких несовпадающих мнения! Что же получится, если взглянуть на создавшуюся обстановку в масштабе всей страны?!
39
Законопроекты Роулетта 1919 года предоставляли полиции и судебным властям большие права в борьбе с национально-освободительным движением.