- Там, в амбаре, люди, - еле слышно сказали сзади. Олег Иваныч обернулся, узнав в молодом парне дьяка посадничьей канцелярии. Молча кивнув, последовал вслед за ним. Отдышался, пока шел через двор, наполненный плачем. Кричали выпущенные из амбара слуги. Те, кому повезло не быть убитым и не задохнуться в дыму. Хорошо - снег всю ночь шел...
Присланная посадником команда складывала найденные трупы у обгоревшего забора. Средь обожженных тел изредка попадались и женские. У Олега заныло сердце. Подойдя ближе, он внимательно всмотрелся в лица погибших. Нет, никого из них он раньше не знал... хотя... вот та молодая девчонка - сенная Софьина девка, а тот парень рядом - конюх.
- Парень-то кинжалом заколот, - пояснил дьяк. - А девка - удушена.
Веселенькая история... Еще одна посаднику морока - поджог усадьбы, да еще на Прусской, в самом-то боярском гнезде - дело куда как серьезное, на тормозах не спустишь при всем желании.
Опрос по горячим следам не дал почти ничего. Ворвались ночью какие-то шильники, лица черными тряпицами замотаны, поди узнай - кто... Кого сразу убили, кого - в амбар. Что с боярыней? А вот этого не видали. Нет, вроде как возок за оградой стоял - кони ржали... впрочем, следы все снегом засыпало.
В задумчивости, полный тоски и самых нехороших предчувствий, поехал Олег Иваныч на Владычный двор. Владыко Феофил встретил его встревоженный, наслышан уж был о пожаре. Ничем конкретным не порадовал его Олег Иваныч, покачал головой да развел руками - расследование покажет, кто поджег да зачем. Подумав, попросил полномочия усилить - мало ль кого с усердием пытать придется.
- Ты, владыко, грамоту мне выдай особую, с печатью... чтоб не обижались посадничьи да послушались бы...
Выдал таковую грамоту Феофил. Поворчал, но выдал. И в самом деле, не каждая ж собака Олега Иваныча знает, а в грамоте сказано: "Владычьим именем да Божьим промыслом человек служивый Олег Иваныч имать право имеет да дознаванье производить усердно..."
К полудню посланный к усадьбе Ставра Олексаха, злой да уставший, шарился по злачным местам ровно собака.
- Нет в городе Ставра, - отдышавшись, доложил он, - ни на усадьбе, ни еще где. Дьячок церкви Дмитрия Солунского - она рядом там - сказывал, вроде как под утро проезжал боярский возок с охраной, куда - Бог весть. Служки на Ставровой усадьбе вольготничают, вино твореное в корчме покупали - видать, и вправду уехал боярин.
- О палаче удалось вызнать?
Олексаха отрицательно качнул головой.
Олег Иваныч задумался. Зрел у него один план, не совсем законный правда, да и не очень продуманный... но... за неимением лучшего...
Подсев на лавке поближе к Олексахе, он что-то зашептал ему на ухо, косясь на дверь - не идет ли кто. Олексаха покивал, улыбнулся. Так и ушел с улыбкой.
Вечером, когда колокола новгородских церквей зазвонили к вечерне, Олег Иваныч, в лучшем своем платье, украшенном крученой золотой канителью, важно прошествовал в посадничью канцелярию.
Узнав его, посторонилась стража, выбежал на крыльцо молодой дьяк - тот самый, что на пожаре встретился.
- По бесчестным монетам новое есть ли? - строго поинтересовался Олег Иваныч.
- Так палач новый еще не приходил, гоподине, - замялся дьяк. - Вот-вот должен... А так у нас уже все готово - и огонь разведен, и кнут, и дыба...
- Молодцы! - похвалил Олег Иваныч. - Не то что наши, владычные... Сразу видно - порядок во всем. Как звать-то тебя, человече?
- Февроний-дьяк, - поклонился посадничий.
- Ну, вот что, Февроний, бери-ко стражу да скачи немедля на сгоревшую усадьбу, в засаду. Верный человек сказывал - вернутся туда шильники, не все богачество взяли.
- Сейчас! - дьяк кинулся одеваться, выбежал в сени... да вдруг вернулся обратно.
- Что, грамота нужна какая? - понимающе усмехнулся Олег Иваныч. - Ну, на! Чти...
- "Владычьим именем да Божьим промыслом человек служивый Олег Иваныч имать право имеет да дознаванье производить усердно", - шевеля губами, прочитал дьяк, вернул грамоту почтительно: - В таком разе - мы быстро. Эй, Почин, Дмитрий... Собирайтеся живее!
Выбежал... снова вернулся:
- А как же охрана, господине? Стража-то к утру придет!
- Ну вот мы до утра тут и посидим, с катом-то новым, поспрошаем шильника да покараулим. Да не бойся, дело это долгое. С усердием пытать будем, сам знаешь, каков злодей-то!
- Да уж, молодой да упорный. Ну, успехов вам! С этими словами дьяк Февроний ушел окончательно. Заржали на дворе кони - понеслись на Прускую. Флаг вам в руки...
В сумерках подъехал к посадничьей канцелярии закутанный в бобровый плащ человек на рыжем коне. Поднялся по скрипучим ступеням крыльца, отворил дверь...
- Я кат охочий, от Ставра-боярина, - ухмыльнулся, тряхнув бороденкой козлиной.
- Давно ждем! - обрадованно воскликнул дьяк - молодой беловолосый парень с гусиным пером за ухом и хитроватой мордой. - Сейчас и попытаем...
- Так ты что, один тут, что ли? - подозрительно огляделся кат.
- Все в порубе давно, тебя только и ждут. Спрашивали, на дыбе можешь ли?
- Могу и на дыбе, - важно кивнул палач. - Всяко могу. Ну, веди, человече.
По узкой лестнице спустились в поруб. Дрожало вокруг слабое пламя факелов, разбрасывая по стенам длинные черные тени. С поросших зеленым мхом камней сочилась вода.
Ведущая в темницу дверь, обитая железом, была приоткрыта. Молодой дьяк, осторожно постучав, вошел, пропуская вперед палача.
На широкой скамье, за руки-ноги привязанный, лежал лицом вниз софейский отрок Гришаня. Спина отрока была заголена, напротив скамьи разложены орудия пыток. Реберный крюк, кнутья, плети-кошки, ногтяные иглы да деревянные клинья - вбивать меж пальцами. Незнамо откель и взялись - редко кого пытали в Новгороде.