— Биться бок о бок с Элиниэль против Дьяволов, — красиво стелит. Лжи не чувствую, но и правда здесь не вся. — Я не думаю, что твоя мама родила тебя только ради пророчества, — только потому что это безответственно?
— Я тоже так не думаю. Просто не понимаю, какая тогда причина? Почему у меня её имя? Чтобы повторить то, что сделала она? Только вот в чем разница. Мама — Богиня Жизни. А я — человек, — причём самый обычный. Даже магией не владею. Потому что она слишком большая? Не подчиняется мне, потому что чужая? А есть ли у меня что-то исключительно моё?
— Тебя ведь что-то ещё беспокоит? — проницателен, как и всегда.
— Все нормально. Просто боюсь, что не смогу оправдать ожидания других, — малая часть правды, но это меня почти не беспокоит. Нервы треплет недосказанность и не расставленные на свои места точки.
— Я в тебя верю, — и когда он успел присесть напротив?
Мужчина смотрел мне в глаза, вызывая улыбку. Он верит в меня. Всегда. В любом случае. Я ему благодарна за это, но… Не знаю. Слишком сложно. Почему он смотрит на меня с такой нежностью? Как может врать, смотря прямо в глаза? Врать о чувствах, которых нет. Которые адресованы другой.
— Пора идти, — меня хотели придержать за руку, но я её вырвала и молча вышла, не желая ничего объяснять. Не стоит. Не сейчас.
Вернулась к совету и сделала вид, что все хорошо. Нацепила на лицо лёгкую улыбку. Алчность обрадовался, что я пришла в себя. Гордыня похлопала по спине и шепнула нечто немного пошлое на ухо, мол, чем это мы там с генералом наедине занимались столько времени? Не знаю, что в её понимании «столько», но точно не мои десять минут. Которые я засекла то есть, а не которые в моем понимании требуются для… Ай, ладно. Потом. Эверфольд не поверил ни единой моей наигранной эмоции, но так ничего и не спросил. Понимает, что иногда лучше не лезть сразу, а подождать. Только Зависть нахмурился при моем появлении, да так и остался. Думает, наверно, что меня расстроила новость о близкой смерти. Для него сорок лет — это близко. Ну, уже не сорок. На самом же деле все многим тривиальнее.
— Так, в Академию нет ни времени, ни смысла возвращаться. Надо тебя переодеть и выдвигаться, — и откуда в этой девочке столько энтузиазма?
— Это ко мне, — хлопнула в ладоши Гордыня, развернувшись на высоких каблуках ко мне.
— Извини, но у меня нижнее белье более закрытое, чем та одежда, что ты предпочитаешь, — жёстко осадила я, заставив смутиться аж троих мужчин разом.
Эверфольд прикрыл рот рукой и отвёл взгляд, Похоть завилял «хвостом» и слегка покраснел, а Гнев вообще вдруг вспыхнул и отвернулся. Не знала, что он так умеет.
Девушка явно обиделась и, поджав губы, в дальнейшем обсуждении моего наряда не участвовала. Я бы сама предпочла либо Уныние с его простым и удобным костюмом, либо Похоть. Но это чревато.
— Кстати, Рагуил. Ты на самом деле мужчина или все же женщина? — воспользовавшись тем, что пышногрудая отошла чуть в сторону, решила узнать то, что давно интересовало.
— Ангелов женщин не бывает, — надо же. Мама, ты сексист? Или просто не хочешь, чтобы были соперницы? — А это тело мне просто нравится, — скользнул одной рукой по груди, чуть сжав кончиками пальцев сосок, а второй опустился туда, куда даже смотреть было бы оскорблением. А Эверфольд смотрел, я помню. И Иллай. Но я их понимаю.
— Занятно. Ты и правда красивый, — получился.
— Милая госпожа, — протянула Гордыня, облизнув пухлые губы и, склонившись к моему лицу, спросил. — Я тебе нравлюсь? — и почему именно в этот момент стало так тихо?
Все медленно обернулись к нам. Если бы на мне сейчас не было оков апатии, покраснела бы как маков цвет, но вместо этого поцеловала женщину в щеку и, отступив, улыбнулась во все тридцать два.
— Нравишься, — удивление медленно переплыло в шок. Причём даже у вечно улыбающегося в такие моменты Тюрона. — И Похоть нравится с его озорным хвостиком, — специально так сказала, чтобы мужчина покраснел. По ненормальному. Как он умеет. — И Чревоугодие нравится с её вечным оптимизмом. И Уныние нравится с его способностью тонко чувствовать атмосферу. И Алчность нравится за его хорошую самооценку и юмор. И Гнев нравится за его прекрасное чувство стиля и молчаливость, — и скромность ещё. — А больше всех нравится Зависть. За ум, рассудительность и за то, что был рядом, — нянюшка моя шизофреничная. — Вы все мне нравитесь, — склонив голову на бок, улыбнулась ещё шире. Вдруг захотелось всех обнять.
— Я даже не знаю как на это реагировать, — протянул Гнев, опуская шляпу и прикрывая ей глаза. Говорила же, что скромный.