Он смотрел на меня. Все это время. Провалиться сквозь землю. Как же стыдно… Представьте, как это выглядело с его стороны. Девушка сидит на коленях и облизывает руку как собака какая-то. Потом поднимает взгляд (все ещё с пальцем во рту) и краснеет. Представили? А мне и не пришлось. Была, так сказать, непосредственным участником данной сцены.
Немая пауза, я не двигаюсь и даже не дышу, думая, как буду выкручиваться и объяснять. Вы бы видели его глаза. Большие такие, круглые. Смущение, удивление, доходящее до шока. Не поверите, когда я отпустила его палец из зубастого плена, в котором он оказался от нервов, мужчина покраснел. Повторю, Тюрон покраснел. Резко и весь сразу. Лицо стало алым, губы будто кровью налились. Даже глаза заслезились от жара. Или от того, что клиент перестал моргать.
— Нда, ситуэйшн, — выдохнула я, сохраняя внешне спокойствие, а внутри просто визжала и билась о стены разума пустой головой.
Взяла тряпочку, смочила её настоем и собиралась приняться вытирать остатки экзекуции, как заметила кое-что на уровне глаз. Кое… ОГО! Глаз задёргался. Спокойствие не сохранилось, я так же вспыхнула, как и преподаватель. Сейчас дымок пойдёт.
Поняв, куда именно направлен мой взгляд, мужчина даже подпрыгнул, резво закидывая ногу на ногу.
— Отвернись, пожалуйста, — подрагивающим голосом, попросил он, даже не смотря в мою сторону, не то что в глаза.
Умеете сидя на коленях, разворачиваться в прыжке на сто восемьдесят градусов? Нет? Вот и я не умела. Резко научилась. Можно мне медаль Богини испанского стыда, пожалуйста? Я её заслужила.
И даже это не конец всей ситуации! В дверях стоял гном. Улыбающийся такой, на лепрекона похожий. Будто только что нашёл горшочек с золотом и сумел прихватизировать в одни очочки. Лапки сложил. Довольный. Наблюдает.
— Что-то мне подсказывает, что это не самый обычный студент, — действительно!
Ну и куда мне отвернуться, чтобы никто не видел стыдливого румянца. Хотя, какой там румянец. Пожар! Постучав пальцами друг о друга, гном вышел, до последнего не убирая этой многозначительной улыбки, мол, все с вами ясно. Послышался глухой удар за спиной.
— И не разбивайте свои головы о мои стены. Добро казённое, — головы или стены?
Осторожно глянула себе за спину. Мужчина лежал на спине, закинув ноги на опрокинутый стул. Благо, он низенький был. Не сильно ушибся, не далеко падал. Тюрон закрывал лицо ладонями, но даже в тусклом свете было видно, что оно все ещё красное, если не больше, чем было. Подползла поближе, остановившись на небольшом расстоянии.
— Тюрон… Моя кровь имеет свойство такое. Исцеляет. И не только кровь, ещё слюна и… Все вообще. Я просто подумала, что легче будет залечить, чем оставлять заживать самостоятельно, — смотря куда-то поверх лежащего мужчины, попыталась объяснить свой поступок.
Послышалось тихое «угу». Между раздвинутыми пальцами показался один глаз. Недоверчивый, изучающий. Думает, что издеваюсь? Так зажило же все. Ситуация комичная, ничего не скажу. Но сближает. Должно же быть что-то подобное, чтобы в старости вспоминать.
— У тебя глаза потемнели, — констатировала я, наблюдая за тем, как пляшут отблески огня внутри зрачков мужчины.
И правда ведь. Были голубые, а теперь темно-синие. Как у Эверфольда. Даже темнее. Пальцы снова сомкнулись, скрывая глаз, а совсем недавно вернувшее нормальный цвет лицо начало алеть. Перевела взгляд чуть ниже живота. Ой, все ясно, это взаимосвязано! Отвернулась.
— Боже, как же стыдно. Хочу провалиться сквозь землю, — пробормотал себе в ладони Тюрон.
И снова я подползла поближе и, слегка нагнувшись, чмокнула костяшку безымянного пальца. Надеюсь, это ничего не значит. Снова глаз открылся, но только на секунду. Детский садик.
— Тюрон, — позвала я, положив ладонь ему на предплечье. — Это нормально, — ну, на сколько я знаю, мужчины не могут регулировать процесс прилива крови. — Ничего стыдного в произошедшем нет, — кроме моих действий. — И вообще, на таких моментах и строится жизнь. Смешно ведь.
Кажется, проняло. Но не сильно. По крайней мере краснота спала.
— Тюрон, посмотри на меня, — попросила я, слегка надавливая на его руку в попытке убрать. Слегка, чтобы он мог легко остановить меня, если захочет. Но он не сделал этого.
Открыто, с лёгкой улыбкой посмотрел мне в глаза, все ещё держа руки на уровне подбородка. Так мило, что он иногда ведёт себя как ребёнок. Как мальчишка, скорее. Суровый преподаватель, какой-то важный человек с военным чином, неколебимый, не особо улыбчивый. Таким видят его все. Приятно, что рядом со мной он раскрывается. Становится собой. Улыбается, шутит, делает то, что хочет, не боясь моего осуждения. Потому что знает, что я не стану осуждать. Я приму его любым. Как и он меня.