И никого… Даже немного расстроилась. Пригляделась и раскрыла рот. Как красиво. Меня наконец поставили на землю. Помните, я говорила про озеро, деревья, луну и все в этом духе? Так вот. Этот мужчина точно читает мои мысли.
Тёмная густая трава приятно холодила кожу, а редкие белые цветочки будто светились изнутри. Как и все озеро в целом. И далеко не из-за бледного диска луны в отражении. Это планктон? Или ещё какая зверушка? Или просто вода и правда светится сама по себе? Я присела прямо на траву, неподалёку от серебристо-синей ивы, если это она. Как тут уютно.
— Нравится? — а по мне не видно?
— Очень красиво, — подтвердила я, наблюдая за еле видной рябью, создаваемой будто изнутри водоёма. Ведь ветра не было совсем.
— Я рад, что тебе понравилось, — Тюрон опустился рядом, оставляя небольшое расстояние между нами, чтобы было комфортно и не особо далеко.
— Зачем мы здесь? Я думала мы по делам, — и такое искренне изумление застыло на лице мужчины, что я даже выпрямилась. Что?
— Ты ещё не поняла? — отрицательно помотала головой, чем вызвала очередной тяжёлый вздох, а за ним лёгкую улыбку. Издевательскую такую. Чеширский кот проснулся в человеке. В Дроу. Никак не уживусь с этой мыслью. — У нас свидание, Эл.
Даже воздухом поперхнулась. Пришлось по спинке стучать. Свидание? С самого начала? Ого. А я и правда тупая. По крайней мере в этих вопросах.
— Запоминающееся, — только и смогла выдавить из себя я, перехватывая руки преподавателя, чтобы он перестал хлопать меня по спине.
— Более чем, — занятно получается. — Когда ты говорила, что не замечаешь обращённых к тебе чувств, я не думал, что все на столько плохо, — чувств? О чем он? Я ему нравлюсь?
— Какая есть, извини, — притянула колени к себе и опустила на них подбородок, наблюдая за пляшущей на поверхности воды звездой.
— Зачем ты извиняешься? Ты такая, какая есть. Зачем меняться или подстраиваться, если будет кто-то, кто примет тебя любой, — действительно… Красиво получается, но не особо жизненно.
Что бы ни говорили, но другие чаще ждут больше, чем ты можешь им дать. Никто не исключение. Абсолютно. Или, быть может, мне так везёт. Ведь о том, что любви не бывает, говорят люди, которые её ни разу не встречали… Плохой пример.
Вздрогнула, когда перед носом появилась самая обычная плитка шоколада. Молочного.
— Это должно поднять тебе настроение, — возможно.
Откусила кусочек. По языку тут же разлилась сладость, блокирующая все остальные ощущения. Не приторно, но все равно перебор.
— Не любишь сладкое? — мужчина сидел, вытянув ноги, и облизывал пальцы от остатков сладости. Видимо, о бактериях и кишечной палочке тут не слышали. И это говорит та, что всего пару часов назад облизывала чужую руку. Увлечённо так. Хоть бы не покраснеть…
— А ты, стало быть, любишь, — даже не спросила, а констатировала.
— Люблю, — совершенно откровенно ответил мужчина, повернувшись ко мне.
Его губы растянулись в нежной улыбке. Будто не о сладостях говорит, а обо мне… Тьфу ты, надумываю себе лишнего! Надо прекращать, а то потом разочаровываться будет неприятно. Хотя, он же позвал меня на свидание, значит что-то всё же есть.
— Только вот вопрос был к тебе, — вредный.
— Мне подобное не подходит, — ответ явно оказался неточным, непонятным и вообще не очень.
— В каком смысле? — в самом прямом.
Целиком развернулась к мужчине и, скрестив ноги, подалась чуть вперёд. Не знаю о чем он сейчас думает, но в глазах не прочитать ничего совершенно. Или я резко разучилась это делать.
— Посмотри. Кого ты видишь перед собой? — мужчина замялся, оно и логично. — Я вот в зеркале вижу парня. Всю жизнь. Меня называли мужеподобной, говорили, что парни не плачут. Потом называли бесчувственной. Потому что и правда не плакала, — отвернулась, чтобы хоть как-то вывернуться из плена голубых глаз, которые будто пытались меня обнять вместо хозяина. — Знаешь кого называют гениями? — не хочу нагружать его, но если не рассказать — понятнее не станет. — Тех, кто отличается от других. Мама пыталась растить меня как обычную девочку. Спасибо ей за это. Но она не одна во вселенной. У других мнение и видение мира не такое. В три месяца я уже свободно разговаривала. В полгода начала читать и писать. Очень быстро училась. И если мама относилась к этому совершенно спокойно, то остальные… Город маленький, слухи разлетаются быстро. В школе уже знали, что я необычная. Соответственно, требовали больше. Многим больше, чем даже сами могли. Называли гением, а за спиной странной, ненормальной. Нельзя было оступиться или сделать что-то не так. Сразу упрёки. «Ты же гений — соответствуй». «Ты же бесчувственная, почему грустишь»? Только мама и Соня не упрекали. Первая поддерживала во всем и везде, вторая просто была рядом. Они стали моим стимулом соответствовать ожиданиям, — повернулась к мужчине, что просто внимательно слушал, безотрывно смотря на смену эмоций на моем лице. — Я никогда не хотела и не была такой. Меня такой сделали. Бесчувственной, мужеподобной, гением. Шерлоком. Я поняла, что легче просто пойти на поводу. Только вот любить и принимать меня больше не стали. Даже наоборот, — поводила пальцами по траве и, сжав её у корней, отпустила. — Знаешь, в детстве я любила рисовать. Очень любила. Сейчас ненавижу. Потому что заставляли. Требовали создать шедевр. У десятилетки, — и грустно и вкусно. — Так что и любовь к сладкому прошла сама собой. Мне просто не подходит.