Попытаемся реконструировать религиозную историю эллинского мира. Возрождение древних и традиционных элевсинских мистерий и появление спекулятивной религии орфиков проистекало из синкретического объединения фракийских Дионисий с минойскими мистериями рождения, смерти и воскресения Божественного Дитяти [120]. Несомненно, и элевсинские мистерии, и церковь орфиков дали эллинскому обществу необходимую ему духовную пищу, которой оно не могло найти в поклонении олимпийцам. Жизненная стихия, которой недоставало олимпийской религии, но в полной мере присущая мистериям и орфизму, являет собой трансцендентный внеземной дух, который мы предполагали найти в религии смутного времени, но не времени юности и роста. Это и есть уже знакомый нам дух вселенской церкви, создаваемой внутренним пролетариатом обществ, переживающих свой закат. С ним мы уже встречались в махаяне, католицизме, исламе. И эти церкви завещали свою жизненную стихию зарождающимся обществам, по отношению к которым они сыграли роль куколки. Таким образом, обнаружив аналогичное явление, мы вправе задуматься, а является ли орфическая церковь действительно новой.
Нет ничего удивительного в том, что мистерии и орфизм выглядят как призрак минойской вселенской церкви. Однако этого недостаточно, чтобы с полным правом назвать эллинское общество сыновним минойскому. Ибо неясно, почему уже умершая церковь вновь пришла к возрождению. И кто разрушил ее еще до прихода варваров?
Последняя конвульсия движения племен в постминойский период датирована египетскими свидетельствами приблизительно 1200-1190 гг. до н.э. Это не был поход с целью грабежа. Скорее, это было переселение в поисках новых мест обитания. Среди переселенцев были как ахейцы, так и минойцы, смешавшиеся под натиском лавины дорийцев, хлынувших с европейского побережья Эгейского моря. Беженцы – огромное количество воинов и мирных жителей со скарбом своим и скотом – пешком, на повозках, на кораблях двинулись в континентальную Азию, а затем вдоль азиатского побережья на юго-восток, захлестнув, подобно волне прилива, сначала империю Хатти в Анатолии, а затем и Новое царство Египта. Египетские документы свидетельствуют, что под их натиском империя Хатти распалась, в то время как Новое царство выстояло, приняв удар в большом сражении на границе между Палестиной и Египтом. Однако итог был один: переселенцы не смогли укрепиться на внутренних землях, а лишь образовали постоянные поселения на побережье. На северо-западном побережье разбитой империи Хатти они поселились в таких районах, как Эолия и Иония, ставших частью прародины эллинского общества [121]. На северо-восточном побережье Нового царства Египта (которое, выжив, влачило жалкое существование), в районе, известном как Филистия (Палестина), переселенцы образовали колонию, ставшую частью прародины сирийского общества. На стыке равнины с горными районами беженцы из минойского мира встретили древнееврейских кочевников – евреев, словно ветром гонимых из аравийской ничейной земли в сирийские провинции Нового царства Египта [122]. Ливанский горный хребет стал северной границей проникновения арамейских кочевников и защитил финикийцев, живших на побережье. Тем удалось выдержать нашествие филистимлян, и они научились полагаться на себя, утратив опору на египетский протекторат. Из этих элементов и возникло с течением времени новое общество, обнаруженное нами в основании исламского и названное «сирийским».