Выбрать главу

Однако политический процесс развивается столь бурно и столь стремительно, что решать все это им рано или поздно придется. А поскольку в конечном счете от их решения зависит очень многое, то, анализируя происходящее, мы хотели бы, ничего не навязывая, создать ту базу, на которой возможно осмысление всего, что происходит сегодня, как единого политического процесса. Вне этого действительно личностное решение, действительно политическое действие попросту невозможны.

Возвращаясь к хрущевской «оттепели», мы хотим подчеркнуть, что вовсе не стремимся обелить консерваторов. Мы считали и считаем политическим самоубийством тот страшной памяти 1968 год, когда эти якобы «охранители», полагаясь на принцип «есть сырье — ума не надо», нанесли сокрушительный удар по прогрессистам, а заодно и всем прочим инакомыслящим, по сути репрессировав все будущее страны, лишив ее информационной свободы и по сути положив начало четвертому этапу становления криминальной буржуазии.

Пойдя на разрыв с интеллигенцией, уже являвшейся к этому моменту держателем ключевого ресурса — новых идей и технологий, — бюрократия, естественно, должна была адресоваться за поддержкой к массе, посулив ей некое (на деле весьма иллюзорное) повышение жизненного уровня. Попытки оздоровления экономики (так называемые «косыгинские реформы») практически мало что дали. И тогда началась эпоха торговли энергоресурсами в обмен на товары для «советских туземцев». Эта позорная эпоха заимствований, «копирования» (то есть технологического воровства), эпоха калифов на час, сумевших удержаться в течение четверти века, эпоха нарастающего маразма целиком и полностью чудовищным грузом ложится сейчас на плечи всего народа. Это шло на наших глазах, и мы за это ответственны.

Но вместе с тем мы отвергаем принцип коллективной вины, заявляем, что каждый, кто не участвовал в стихии «брежневского канкана», кто выращивал хлеб, учил детей, писал книги без унизительных славословий, производил необходимое людям, словом, каждый нормальный человек, сохранивший нравственные критерии и чувство долга (а таких было большинство), не должен ощущать себя лично в чем-либо виновным.

Мы вправе говорить о коллективной ответственности в том только смысле, что расхлебывать заваренную четверть века назад кашу придется нам всем.

Потеряв интеллигенцию и большую часть молодежи, не имея возможности перевести страну на рельсы нового технотронного развития, осуществить эволюционный переход в новое качество, бюрократия решила вдобавок к товарным «подачкам», купленным на нефтедоллары, встать на путь вторичной индустриализации (химизация, мелиорация, стройки века, ликвидация неперспективных деревень), являющийся по сути экономическим преступлением. Не доверяя интеллигенции (к началу 70-х годов — уже и не без оснований), бюрократия стремилась инкорпорировать в свою касту узкую группу интеллектуалов-советников. Творчески бесплодная, не имеющая своей целью развитие страны, она душила и эту «группу», в интеллектуальном плане отнюдь не «лидирующую». В результате была создана программа развития, ставшая программой промышленной, сельскохозяйственной и культурной деградации. Лишенное мозга бюрократическое тело оплывало жиром и загнивало. Загнанная в подполье мысль патологизировалась и изощрялась в ненависти, доходящей до прямого признания позорного принципа «чем хуже — тем лучше». Подавление репрессивным аппаратом всяких серьезных попыток осмыслить сложившуюся ситуацию, жесточайшие идеологические табу, лежавшие не только на противоречащих официальной идеологии учениях (которые тем не менее можно было излагать под видом критики буржуазной идеологии), но и на самом марксизме, который, может быть, более всего пострадал в атмосфере давящего официоза (трагическая гибель Эвальда Ильенкова — лишь один из эпизодов этой до сих пор находящейся под спудом истории омертвления и выхолащивания марксизма), — все это привело к гангренозным изменениям. Партийно-бюрократическая структура все более вырождалась, теряла лицо, предавала интересы народа, становилась рассадником теневой идеологии и, главное, цинизма, приобретшего в середине 70-х годов характер повального бедствия. Бюрократия все больше склонялась на путь добывания жизненных благ уже не за счет продвижения по службе и связанных с этим льгот и привилегий, а за счет прямой продажи своих властных возможностей.