- Будем кутить, - пошутил Артур и, взглянув уже без улыбки, заговорил: - Вы, наверное, думаете, что сразу стану расспрашивать о Таисии... что да как она, вспоминает ли обо мне, кается ли, что выгнала, да? - И, почему-то разливая пиво по разовым стаканчикам... хотя можно было и без них... не ожидая моего ответа, продолжил: - А я не стану спрашивать. - Отпил глоток. - И потому не стану, что мне уже без-раз-лично как она там, что она там... - И махнул рукой. - Всё унеслось... всё прошло, всё подернулось дымкой, - и взглянул в окно: - как вот это окно моросью, в которое уже не хочется смотреть.
Несколько глотков отпила и я. Кажется, мой случайный собеседник не искренен... но не буду и я - о Таисии. А, впрочем, если придётся к слову, то расскажу то немногое, что знаю, а пока хотелось узнать: как жилось ему все эти годы с его прямотой, помогла ли он ему в жизни или также обернулась к нему спиной, как и Таисия, которую он "ну прямо до припадка достал своей правдой и только правдой", как говорила не раз. И, как и всегда при встрече с кем-либо "включая" своё любопытство, а заодно помогая Артуру выплыть из обобщений и грустных мыслей о жизни, спросила:
- Расскажите-ка Вы мне, мой бывший сосед и страж правды, как живёте и чем?
Он усмехнулся, бросил на меня короткий взгляд:
- Страж правды... - И хрустнул сухариком: - Да какой я страж? Просто... - Помолчал, подлил пива в стаканчики: - Просто к правде меня с самого детства приучил дед, вот и вросла в мою суть напрочь.
Снова замолчал... Будет ли говорить про деда, ведь интересно, как тот его приучал? И, чтобы подтолкнуть к рассказу, подбросила вспомнившуюся пословицу:
- "Кто за правду горой, тот и герой". Удалось ли Вам убедиться в этом?
Он отпил пива, бросил в рот колечко лука, прожевал:
- Может, и герой... - Помолчал, сделал еще глоток: - Да кому это геройство нужно? Всю жизнь я искал... - И чуть иронично усмехнулся: - "потребителей" на правду. Но, похоже, их нет. Помню... - И опять глоток пива: - Все стены в нашей хате были увешаны пословицами-поговорками вроде той, что Вы только что... "В ком правды нет, в том и толку мало", "Доброе дело - правду говорить смело", "Сила не в силе, а в правде", "Правда ино груба, а без правды беда"... Беда. - Интонацией подчеркнул последнее слово и взглянул вопросительно: - А скажите, кому беда? Тому, кто слышит, или тому, кто говорит эту самую правду?
Я молча взяла из пакетика колечко лука и через него взглянула на Артура, вкрадчиво улыбнулась:
- Да понимаете... - Но почти рассмеялась: - Ну что Вы спрашиваете? Ведь у меня никогда не было потребности "в правде и только в правде", я всегда разбавляла её неправдой, чтобы она стала более щадящей...
- Вот-вот, - подхватил он, - щадящей... Вначале ею, разбавленной, щадили кого-то, а потом, наверное, привыкали к такой... да и тех, кто принимал её... А я не смог, как Вы... - И встал, сделал шаг к двери, обернулся, отчего вроде бы дремавший пёс вскинул голову и чуть слышно заворчал. - А я не смог, вот и набивал себе шишки, а, значит, правда била по мне, а не по тому, к кому, казалось бы, должна была относиться. Вот уж точно, "Правду говорить - себе досадить."
- И в чём была Ваша досада? Например? - опять подстегнула.
- А вот в чём... вот пример... примеры. Когда после техникума на заводе работал, то довольно скоро мастер стал меня прижимать за мою правду-матку, о которой говорил на собраниях, да так, что пришлось уволиться. - Помолчал, наверное, что-то вспоминая из той, заводской жизни, но продолжил: - А когда в газету взяли, то все свои информации тоже стал писать о правде... правде колхозов, в которых был падёж скота от бескормицы, правде заводов, когда самых работящих сдерживали от перевыполнения плана, а позже - о правде начинающих кооператоров, которых всячески зажимали... А-а, что и говорить! Сами что ли не знаете?
И снова подхватился, сделал шаг к двери, обратно, на что Урман опять вскинул морду и настороженно уставился на своего хозяина.
- Отзывчивый у Вас пёс, - улыбнулась я собаке и протянула ей луковый кружочек, который он деликатно принял и медленно, нехотя сжевал.
- Урман не пёс, - Артур сел рядом с ним, положил на него руку: - Он - мой единственный друг и родная душа, без которой... Без которого я бы пропал и... Знаете, у нас ним судьба похожая. Меня выгнали из дома, и его... Помню, остался на улице, приехал на вокзал, сижу и думаю: и что теперь?.. куда идти?.. А тут объявили посадку на Москву, ну я и поехал... в ту сторону, денег на билет хватило только до Вязьмы. Приехал. Поплёлся по улицам, вышел на окраину. А дальше куда?.. да и зачем? Отчаяние такое охватило, что хоть топись! - Замолчал. Отпил пива. Уставился в заплаканное окно, но вдруг тепло улыбнулся, обернулся к Урману, погладил: - Ну, иду по тропинке к дачным поселкам, смотрю, мужик стоит, улыбается, а в руках ма-аленького щенка держит, но уже зрячего и... с кирпичом на шее: "Может себе возьмёшь?.. - кивает на него. - А то жалко топить-то, ведь у меня их еще четыре". "Да куда мне щенка... - сходу отвечаю, - я же бездомный. Вот если б..." А мужик окинул меня оценивающим взглядом и вроде как обрадовался: "Да я тебе помогу в этом деле. Живи в моей дачке, я редко там бываю, не до неё теперь, вот и будете вместе с ним", - протянул мне это... сокровище. - И, глядя на Урмана, снова улыбнулся так искренне и тепло, что я даже позавидовала. - Вот и остался я там, под Вязьмой. Потом нашел в ближайшей деревеньке пустой дом... их теперь хватает по России, подремонтировал и живу уже столько лет!.. пишу картины, отвожу их в Москву, продаю... На жизнь нам хватает. - И, погрустнев, усмехнулся: - А самое главное, что правды говорить не надо, да и некому...
- А если и захочется сказать правду, - подхватила, - то Урман примет её сразу и безоговорочно, да?
Но мой собеседник, распалённый воспоминаниями, ничего не ответил. Посидел, опустив голову, но вдруг резко встал: