Выбрать главу

стуальность -- это признак того способа, каким текст прочиты

вает историю и вписывается в нее" (269, с. 443). В результате

текст наделяется практически автономным существованием и

способностью "прочитывать" историю. Впоследствии у деконст

руктивистов, особенно у П. де Мана, это стало общим местом.

Концепция интертекстуальности, таким образом, тесно

связана с проблемой теоретической "смерти субъекта", которую

возвестил еще Фуко (61), а Барт переосмыслил как "смерть

автора" (т. е. писателя) (10), и "смертью" индивидуального

текста, растворенного в явных или неявных цитатах, а в конеч

ном счете и "смертью" читателя, неизбежно цитатное сознание

которого столь же нестабильно и неопределенно, как безнадеж

ны поиски источников цитат, составляющих его сознание. От

четливее всего эту проблему сформулировала Л. Перрон

Муазес, заявившая, что в процессе чтения все трое: автор, текст

и читатель -- превращаются в единое "бесконечное поле для

игры письма" (332, с. 383).

Все эти идеи разрабатывались одновременно в различных

постструктуралистских теориях, но своим утверждением в каче

стве общепризнанных принципов современной литературоведче

ской парадигмы они обязаны в первую очередь авторитету Ж.

Дерриды. Как отмечает Пфистер, "децентрирование" субъекта,

уничтожение границ понятия текста и самого текста вместе с

отрывом знака от его референта, осуществленным Дерридой,

свело всю коммуникацию до свободной игры означающих и

породило картину "универсума текстов", в котором отдельные

безличные тексты до бесконечности ссылаются друг на друга и

на все сразу, поскольку они все вместе являются лишь частью

всеобщего текста", который в свою очередь совпадает со всегда

уже "текстуализированными" действительностью и историей.

Концепция Кристевой в благоприятной для нее атмосфере

постмодернистских и деконструктивистских настроений быстро

получила широкое признание и распространение среди литерату

роведов самой различной ориентации. Она облегчила, и теорети

чески, и практически, осуществление идейной сверхзадачи по

стмодерниста: деконструировать противоположность между

критической и художественной продукцией, а равно и классиче

скую оппозицию субъекта объекту, своего чужому, письма чте

нию и т. д.

Каноническую формулировку понятий "интертексту

альность" и "интертекст", по мнению большинства западных

теоретиков, дал Р. Барт: "Каждый текст является интертекстом;

другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в

более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей

культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст пред

ставляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Об

рывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фраг

менты социальных идиом и т. д. -- все они поглощены текстом

и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него

существует язык. Как необходимое предварительное условие для

любого текста, интертекстуальность не может быть сведена к

проблеме источников и влияний; она представляет собой общее

поле анонимных формул, происхождение которых редко можно

обнаружить, бессознательных или автоматических цитаций, да

ваемых без кавычек" (90, с. 78).

"Эхокамера" и др.

Таким образом, мир,

пропущенный через призмы

интертекстуальности, предста

ет как огромный текст, в

котором все когда-то уже было сказано, а новое возможно

только по принципу калейдоскопа: смешение определенных

элементов дает все новые комбинации. Так, для Р. Барта любой

текст -- это своеобразная "эхокамера" -- chambre d'echos

(85, с. 78), для М. Риффатерра -- "ансамбль пресуппозиций

других текстов" (342, с. 496), и поэтому "сама идея текстуаль

ности неотделима от интертекстуальности и основана на ней"

(341, с. 125). С точки зрения М. Грессе, интертекстуальность

является составной частью культуры вообще и неотъемлемым

признаком литературной деятельности в частности: любая цита

ция, какой бы характер она ни носила, -- а цитирование якобы

всегда неизбежно, вне зависимости от воли и желания писателя,

227

ПОСТМОДЕРНИЗМ

обязательно вводит его в сферу того культурного контекста,

опутывает его той "сетью культуры", ускользнуть от которых не

властен никто (240, с. 7).

Проблема интертекстуальности оказалась близкой и тем

лингвистам, которые занимаются вопросами лингвистики текста.

Р.-А. де Богранд и В. У. Дресслер в своем "Введении в лин

гвистику текста" (1981) определяют интертекстуальность как

"взаимозависимость между порождением или рецепцией одного

данного текста и знанием участника коммуникации других тек

стов" (96, с. 188). Они выводят из "понятия самой текстуаль

ности" необходимость "изучения влияния интертекстуальности

как средства контроля коммуникативной деятельности в целом"

(там же, с. 215). Следовательно, текстуальность и интертексту

альность понимаются как взаимообуславливающие друг друга

феномены, что ведет в конечном счете к уничтожению понятия

"текста" как четко выявляемой автономной данности. Как ут

верждает семиотик и литературовед Ш. Гривель, "нет текста,

кроме интертекста" (218, с. 240).

Однако далеко не все западные литературоведы, прибе

гающие в своих работах к понятию интертекстуальности, вос

приняли столь расширительное ее толкование. В основном это

касается представителей коммуникативно-дискурсивного анализа

(нарратологов), считающих, что слишком буквальное следование

принципу интертекстуальности в ее философском измерении

делает бессмысленной вообще всякую коммуникацию. Так, Л.

Дэлленбах (126), П. Ван ден Хевель (374) трактуют интертек

стуальность более суженно и конкретно, понимая ее как взаи

модействие различных видов внутритекстовых дискурсов: дис

курс повествователя о дискурсе персонажей, одного персонажа о

другом и т. п.; их интересует та же проблема, что и Бахтина -

взаимодействие "своего" и "чужого" слова.

Классификация типов взаимодействия текстов по Ж. Женетту

В том же духе действо

вал и французский ученый

Ж. Женетт, когда в своей

книге "Палимпсесты: Литера

тура во второй степени"

(1982) (213) предложил

пятичленную классификацию разных типов взаимодействия тек

стов: 1) интертекстуальность как соприсутствие в одном тексте

двух или более текстов (цитата, аллюзия, плагиат и т. д.);

паратекстуальность как отношение текста к своему заглавию,

послесловию, эпиграфу и т. д.; 3) метатекстуальность как ком

ментирующая и часто критическая ссылка на свой предтекст;

гипертекстуальность как осмеяние и пародирование одним

текстом другого; 5) архитекстуальность, понимаемая как жанро

вая связь текстов. Эти основные классы интертекстуальности

Женетт делит затем на многочисленные подклассы и типы и

прослеживает их взаимосвязи.

Аналогичную задачу -- выявить конкретные формы лите

ратурной интертекстуальности (заимствование и переработка тем

и сюжетов, явная и скрытая цитация, перевод, плагиат, аллюзия,

парафраза, подражание, пародия, инсценировка, экранизация,

использование эпиграфов и т. д. ) -- поставили перед собой

авторы сборника "Интертекстуальность: Формы и функции"

(1985) (239) немецкие исследователи У. Бройх, М. Пфистер и

Б. Шульте-Мидделих. Их интересовала также проблема функ

ционального значения интертекстуальности -- с какой целью,

для достижения какого эффекта писатели обращаются к произ

ведениям своих современников и предшественников; таким обра