— Ишь какой у тебя сын: отель «Хилтон», авенида Коли! — неодобрительно проговорила девушка. — А отец родной на своих двоих ковыляет... Неважнецкий у тебя сын!
Старик обиделся:
— Да он такой же голодранец, как и я, только начальник большой — с самим Фиделем бок о бок воевал, и сам Фидель в начальники его поставил! А жрать у него нет ничего — вот, несу гостинцы. Далеко еще топать на эту Коли?
— Далеко, дед, — примирительно сказала мулатка. — Пока доберешься, дух выпустишь. А автобусы еще не скоро... — Она снова глянула на записку. — Да тут у тебя и телефон написан. Сейчас позвоним. Раз он у тебя большой начальник, пусть автомобиль присылает.
Она опустила в автомат монетку, набрала номер. Старик опасливо следил за ней. Полюбопытствовал:
— Это еще что за штуковина? Тоже мотает?
— Сейчас узнаешь. Как сына зовут?
— Да я ж говорю: Антонио, будь он неладен! Она прижала трубку к уху:
— Алло! Алло! Антонио?.. Доброе утро!.. Да не девочка, а дед! Вот дурак! — Протянула трубку старику: — Разбудили. Говори с сыном!
Старик удивился:
— Да где же он?
— Тут, — показала она на трубку. — Отсюда слушай, сюда говори.
Старик взял трубку, повертел в руках:
— Чудно! — Приложил к уху, послушал. — Ничего не слыхать... — Но, видимо, услышав голос сына, заорал что есть мочи: — А, это ты, Антонио! Ах паршивец, я все ноги оббил, тебя ищу, а ты тут!.. Да приехал, можешь радоваться! Где? Да здесь! — Он огляделся. — Тут. Как где? Давай присылай авто! Нет?.. А вот она говорит: раз ты шишка, должен прислать! Да на шута ты мне сдался пешком — пешком я и сам! — Он отдал трубку Грациэлле, перевел дыхание, отер ладонью пот с лица: — Аж взопрел... Дурной он какой-то стал, ничего не соображает. Или спросонья... «Где? Где?» А я — здесь. — Взял мешок, закинул через плечо: — Пойду на площадь, поближе к Фиделю. А там свидимся с сыном. — Спохватился: — А где вторая чашка?
Грациэлла налила, пододвинула к нему и монетки:
— Ладно, дед, забирай свои финансы — я тебя угощаю. Может, и поесть хочешь? Вот сандвичи. Тоже бесплатно.
Крестьянин сгреб деньги, упрятал в карман:
— Вот это уважила! — С недоброжелательством покосился на телефон: — Ишь, стервецы, напридумывали! А какой толк?.. Только дуреют все.
— Для удобства, дед, — объяснила она. — Комфорт. Цивилизация.
— Во-во, цивилизация! Стараешься, аж взопреешь, а потом тебе же и огорчения... — Он отхлебнул кофе, пошевелил губами, оценивая на вкус. Расположился к девушке, начал рассказывать: — Приехали ко мне эти, с машинкой. Мотала она, мотала, аж язык на плечо высунул. А эта рыжая: «Не обращайте внимания, дедушка!» Укатила, а нынче в овраге пария нашли — нож в животе торчит. А какой парень был!
Грациэлла насторожилась:
— Ты о чем это, дед?
Он почмокал губами:
— Об этой самой, о цивилизации... — Глотнул кофе. — Жалко парня, мочи нет... Такой он был, как мой старший, Хуан, которого Батиста убил... А теперь спекся, почернел... Крикнул я соседей. Вытащили мы его, бумаги нашли...
— Ну?
— Вот тебе и ну... Там и похоронили, на склоне. Там еще две могилки есть, таких же солдат. С войны остались...
Девушка придвинулась к старику, притиснулась к стойке так, что сдавило дыхание.
— А кто... — с трудом начала она, и голос ее дрожал, а во взгляде были и страх, и надежда. — Кто был этот парень, дед?
— Шофер. Имя его в тех бумагах. Звали: Мануэль Родригес...
— А-а-а-а! — Она упала головой на стойку, захлебнулась в крике.
Старик склонился над ней:
— Ты чего, внучка, что с тобой?
Девушка вскинула голову, забарабанила кулаками по доске:
— Ты врешь! Врешь! Врешь! — Чашки слетели на тротуар, разбились. — Мама, мама моя! Что же это такое!.. — Она снова с криком упала на стойку.
Крестьянин оторопел:
— Ах ты, будь я неладен... Ах ты господи!.. Что же тут делать? Выпей, внученька, выпей!.. — Начал тормошить ее, гладить по плечам заскорузлой рукой. — Чего ты так-то? Неужто твой?.. Ах ты господи!..
15
Лаптев неторопливо шел по ночной улице. Увидел открытый на тротуар, освещенный прилавок кофейни, продавщицу за прилавком, старика в одежде гуахиро.
Подошел, выгреб из кармана горстку сентаво:
— Можно попросить чашечку кофе?
И вдруг старик резко обернулся к нему, сердито спросил:
— Ослеп? Не видишь?
— Что? — даже растерялся Андрей Петрович.
— Не видишь: горе!
Девушка подняла голову, и он увидел залитое слезами ее лицо.
— Кофе! — вскричала девушка. — Кофе! Всем вам — только кофе! А его убили!