Джин был в комнате один: Намджун сцепился с Шугой в очередном музыкально-философском споре — их голоса раздавались откуда-то с баскетбольной площадки. Теперь это на полночи, если не до утра. А Хосок вообще пропал. Он исчез ближе к концу игры, так что никто не заметил. Ну, вернется же когда-нибудь!
Джин пожал плечами под одеялом и попытался думать о чём-то другом, кроме Хосока, но почему-то не получалось. Тёплая кожа Хосока на его губах. Губы Хосока под его ладонью! Чёртов Хосок. Где он, интересно? Не трахался два года — и так бездарно упускает свой шанс! (И шанс Джина, чего уж там).
-Хён? — дверь скрипнула, и голова Чимина неловко просунулась в комнату.
-Чего тебе? — хриплым от неожиданности голосом поинтересовался Джин. — Стучаться не учили?
-Хотел попросить у тебя ту мазь, заживляющую, — смутился Пак. — Помнишь, ты давал мне на прошлой неделе?
-Помню, — проворчал Джин. — А Шуга дастся? — хмыкнул он.
-Куда он денется! — спокойно проговорил Чимин и улыбнулся так, что стало ясно: никуда.
Рыжик получил свою мазь, но почему-то не спешил уходить, как-то чересчур внимательно разглядывая старшего.
-Джин-хён! Можно задать вопрос? — наконец решился он.
-Задавай.
-Вы что, поссорились с Хоби-хёном?
-С чего это? — Сокджин чуть не подпрыгнул.
-Не знаю. Но он сидит на улице уже часа два. Весь замёрз, и я принес ему куртку. Он не хочет идти домой!
-Где он?
-За тиром сидит, прямо на траве. Сейчас уже холодно, вдруг он про… — Джин сорвался с места и устремился к двери, оставив Чимина с открытым ртом.
-Спасибо за мазь, — пробормотал Пак, пожав плечами.
…На траве и правда было холодно. Хосок кутался в куртку Чимина, которая была ему мала, и стучал зубами.
-Ну и что ты делаешь? — вопрос прозвучал резко, но Джин не обратил на это внимание, так как был зол. На него, на себя, на всю дурацкую ситуацию!
-Сижу.
Сокджин закатил глаза:
-Шуга научил так отвечать старшим? Я ведь ничем тебя не обидел, Хо! Поцелуй был не в тему? Мне тоже так показалось! Но ведь наказания придумывал не я.
Джин готов был откусить себе язык. Он ведь совсем не это хотел сказать. Для него поцелуй был самым классным моментом во всей этой дурацкой игре, и он ничуть не жалеет, что это наказание (благословение!) досталось ему!
Хоби дернулся, попытавшись встать, но Джин поймал его за куртку и усадил обратно. Секунду они растерянно смотрели друг на друга, а потом Джин просто сломал к чертям всю логику своих рассуждений — он наклонился и прижался к тёплым губам Хосока.
-Хён, не надо! — Хоби дернулся назад. — Если ты ещё раз это сделаешь, то…
-То что?
-Провоцируешь, хён! Пожалеть не боишься?
-Не грози, а делай, — посоветовал ему Джин, снова накрывая его губы своими.
…Шуга никак не мог понять, почему Чимин не спешит разогнать его с баскетбольной площадки, хотя времени уже далеко за полночь.
Мин чувствует себя так, как будто чего-то недостаёт. Ведь зависнуть с другом полночи в спорах о музыке весело только тогда, когда Чимин ждёт, скучает и изводится! Когда строчит ему сто сообщений или прибегает, чтобы силой утащить его, притворно возмущающегося. Да, Мин Юнги больной ублюдок. Ему все время мало доказательств любви Чимина.
Почему его так долго нет? Иногда Юнги сквозь зубы просит Пака давать ему хотя бы час в сутки для отдыха от своей великолепной персоны. Но рыжик игнорирует эти просьбы, а Мин счастлив. Он дышит Чимином двадцать четыре часа в сутки, не роняя своей суровой маски. Сейчас Чимина долго нет, и Юнги задыхается.
-Я домой, — наконец решается он, протягивая Намджуну руку.
-Замерз?
-Чимин ждёт.
-Сколько вы не виделись, час? — удивился Монстр.
-Сорок восемь минут.
Чим сидит на подоконнике их комнаты, болтает ногами и немного греет уши. В тихом ночном воздухе было прекрасно слышно каждое слово Мин Юнги. И даже его еле слышный вздох нетерпения вслед за сухой констатацией: сорок восемь минут друг без друга!
А два года — сколько это минут? А вся жизнь? Чимин ждёт. Он бы давно бросился за хёном и увел его с этой дурацкой площадки, но тогда Намджун тоже пойдёт домой. И Джин с Хосоком так и не поговорят. Им нужно. Пак потерпит! Он сильный — полчаса без Юнги его не убьют, хотя это и очень-очень много.
Чим смотрит на звёзды, ярко высыпавшие в холодноватом небе, и молится без слов не только о друзьях, но и обо всех вообще людях — чтобы каждый наконец стал кому-то нужен, любим и счастлив.
Так, как любим и счастлив Пак Чимин!
<p>
</p>