Когда его племянник вошел в комнату, изящный и красивый в своем аккуратном вечернем костюме, сидевший у камина Карэнби вежливо встал поздороваться, опираясь на трость. Он страдал радикулитом и не мог ходить без палочки. И именно поэтому он приказывал жарко протапливать комнату. Он наслаждался теплом, как саламандра, и не позволял открывать ни окна, ни двери даже среди лета, хотя огромный камин делал жару в помещении почти невыносимой. Катберт словно вошел в восточную баню. Он уселся как можно дальше от камина. Поздоровавшись с ним, дядя опустился в кресло и вопросительно посмотрел на племянника.
Лорд Карэнби был высок и худ – почти тощ – с худым, впалым, чисто выбритым лицом и редкими светлыми волосами с проседью. Его запавшие глаза были, однако, полны жизни, хотя обычно они были тусклыми и немного печальными. На искалеченных подагрой руках он носил дорогие кольца. Он был безупречно одет, спокоен и собран, как модель живописца. Голос его был лишен эмоций, словно они выгорели еще в юности. Может, так оно и было, судя по тому, что Катберт слышал о своем дяде. Прошлое его было не безоблачным. Но имя Карэнби редко упоминали в Лондоне. Он столько лет прожил за границей, что выпал из круга равных. Ему было шестьдесят пять лет.
– Вы удивлены, что я снова пришел к вам вечером, – сказал Катберт.
– Меня ничто не удивляет, – сухо ответил его дядя, – но мы уже исчерпали темы для разговора вчера до восьми вечера, когда ты ушел. Потому я не понимаю, зачем ты пришел сегодня. Разговор явно будет утомительным, и, уж прости меня, в моем возрасте я не могу позволить себе сильно утомляться.
– Не могу сказать, что и вчера наш разговор был особенно душевным, – так же сухо отозвался Мэллоу, – поскольку мы говорили о делах, деньгах и вашем завещании.
– И о твоей помолвке, – без намека на улыбку сказал Карэнби. – Это должно интересовать молодого человека с горячим нравом, как у тебя. Я был уверен, что эта тема тебе приятна.
– Тогда вас не удивит, что со времени нашего разговора моя помолвка рухнула? – сказал Катберт, закидывая ногу на ногу.
– Нет. Кто знает, что взбредет в голову женщине? Может, тебе еще благодарить бога надо, что не женился на вертихвостке.
– Джульет тут ни при чем. Ее мать против.
– Последние шесть месяцев я слышал, что ее мать не только не против, но прямо-таки счастлива.
– В том-то и странность, сэр. Услышав о смерти сестры, миссис Октагон вдруг резко сменила мнение и сказала мне, что брак невозможен.
– Она не объяснила причины?
– Она отказалась говорить.
– В своем репертуаре, – пробормотал Карэнби. – Всегда загадочна и недовольна. Ты говоришь, ее сестра умерла?
Катберт бросил взгляд на «Глоб», лежавший на маленьком столике у локтя Карэнби.
– Если бы вы прочли газеты, сэр…
– Да! Я же читал, что мисс Лоах убита. Ты сегодня ездил в Рекстон. Полагаю, ты слышал больше, чем сообщили прессе.
Катберт кивнул.
– Просто загадка какая-то.
Карэнби не ответил, уставившись в огонь.
– Бедняжка Селина, – сказал он себе под нос. – Печальный конец для такой очаровательной женщины.
– Такое слово вряд ли приложимо к мисс Лоах, сэр. Она не казалась леди и совсем не была утонченной.
– Значит, она изменилась. В юности она и ее сестра были самыми красивыми девушками в Лондоне.
– Я слышал, что вы были помолвлены с одной из них, – вежливо намекнул Мэллоу.
– Да, – мрачно ответил его дядя. – Но мне удалось сбежать.
– Сбежать?
– Странное слово, но очень уместное.
Катберт не знал, что и сказать.
– Я могу закурить? – спросил он, вынимая сигарету из портсигара.
– Да. Кофе хочешь?
– Спасибо. Я выпил перед тем, как ехать к вам. Угощайтесь, – он протянул Карэнби портсигар, но тот отказался.
– Позвоните Флетчеру, пусть подаст мой кальян.
– Да он под рукой. Я заменю Флетчера. С вашего разрешения. – Катберт подал кальян дяде. Через минуту старик уже затягивался трубкой, как сущий турок. Этот метод курить табак был еще одной из его причуд. Несколько мгновений оба молчали. Затем Карэнби заговорил.
– Значит, ты хочешь, чтобы я помог тебе понять мотивы миссис Октагон?