Наконец явилась племянница Фииша, Саванна – и мгновенно невзлюбила Тесс. Девушка оказалась достаточно агрессивной девятнадцатилеткой с взъерошенными пурпурными волосами, очками «кошачий глаз», тоннелями в ушах и «рукавами» татушек. Еще она щеголяла большим животом – впрочем, Тесс не успела спросить, какой срок, потому что Саванна немедленно велела ей вымыть туалет.
– Фииш же мыл его пару часов назад, – заметила Тесс, не утруждаясь прибавить, что девица опоздала, а ее собственная смена закончилась полчаса назад.
– Вымой еще раз. Когда дяди нет, я здесь главная.
В отличие от сигарет, биться в этой ситуации не хотелось, по крайней мере, не в первый день работы. Тесс нашла чистящие принадлежности, быстро освежила уборную и ушла через заднюю дверь, пока неприятная сменщица еще чего не придумала.
Вернувшись в хижину, Тесс сбросила толстовку, сунула в уши наушники и вышла на улицу танцевать. Она танцевала сквозь боль в ушибленном пальце ноги, сквозь первые капли дождя, сквозь вечерний холод. Танцевала и танцевала. Но как бы быстро Тесс ни двигалась, как бы яростно ни топала ногами, все равно прыгнуть на другую сторону жизни не могла.
На куполе остроконечной школьной крыши все еще висел железный колокол, но три ступени, что вели к блестящим черным двойным дверям, явно были новоделом. Тесс вспомнила предупреждение Иена Норта, но все равно постучала. Дверь практически тут же распахнулась, и на пороге возникла сияющая Бьянка с перекинутой через плечо светлой косой, прямо как Эльза из «Холодного сердца».
– Я знала, что вы придете! – Она схватила Тесс за запястье и затащила в холл, где ученики, должно быть, некогда оставляли верхнюю одежду и грязную обувь. Бьянка расхаживала босиком в прозрачном летнем платье с открытыми плечами, которое ласкало ее живот. - Погодите, пока не увидите это место как следует. – Она закинула куртку Тесс на один из старых медных крючков для одежды и повела новообретенную подругу в главную гостиную. – Иен купил его у моих друзей, Бена и Марка. Они оба декораторы и сами тут все отремонтировали. Думали использовать здание как студию и место для отдыха, но уже через год заскучали.
Водянистый утренний свет лился сквозь большие выщербленные окна школы. Потолки были высокими, наверное, футов восемь, стены сверху закрывали белые, как мел рифленые декоративные панели, а внизу – слой васильково-синей припыленной краски. Под сводом висели типичные школьные лампы в виде белых шаров, а оригинальные полы покрыли лаком прямо со всеми выбоинами и царапинами.
Мебель в большой открытой комнате была низкой и удобной. Диваны, обитые белой тканью, длинный деревянный обеденный стол в индустриальном стиле с металлическими ножками и большой журнальный столик в том же духе, но на колесиках. Под окнами на книжных полках расставлены камни, кости животных, несколько скрученных корней деревьев и внушительная коллекция книг в твердом переплете. Школьный глобус красовался на старом пианино. Маятниковые часы Сета Томаса висели возле старой буржуйки, а в прямоугольном отверстии в потолке болталась веревка от колокола.
Бьянка указала на лестницу с открытыми деревянными ступенями и перилами, сделанными из толстых кусков окрашенной в серый цвет железной трубы.
– Студия Иена наверху, но лучше нам туда не соваться. Не то чтобы он был чем-то занят. Полный творческий кризис. Главная спальня тоже там. На этом этаже есть гостевая, поменьше. Бен и Марк любили готовить, поэтому кухня просто отличная, но никто из нас с кулинарией не дружит. А вы?
Вообще-то Тесс готовила, но уже долгое время не подходила к плите. Жареное свиное филе, спаржа, клецки с рикоттой, панчеттой и свежим шалфеем… Это была последняя настоящая еда в исполнении Тесс. Клецки удались на славу, но Трев почти не ел.
«Прости, детка. Что-то аппетита нет. Чертова простуда, никак не отвяжется».
Это была не простуда. Он болел пневмококковой пневмонией, болезнью, которая лечится – но не в этот раз. Десять дней спустя его не стало.
– С вами все хорошо? – озабоченно спросила Бьянка.
Тесс вспомнила, что надо улыбнуться.
– Да. Нормально. Я… люблю готовить, только не слишком напрягалась последнее время.
– А я люблю поесть. Может, подскажете пару несложных рецептов?
Бьянка повела ее на кухню: белый плиточный «фартук» за раковиной; одно длинное окно в узком конце; белая рифленая декоративная панель; шкафы, выкрашенные в более светлый оттенок синего, чем остальная часть нижнего этажа. Внешняя дверь вела в заднюю часть дома. На стойке из мыльного камня примостился баклажан, пара слегка мятых помидоров и половинка багета.
Бьянка села на низкий подоконник, положив руки на живот, и радостно перечислила некоторые из своих обожаемых блюд, рестораны, которые любила и ненавидела, недостающие продукты из их еженедельной доставки и свои беременные капризы. Разговор имел тенденцию вращаться вокруг самой Бьянки, как обнаружила Тэсс, что идеально ее устраивало.
– Сделайте что-нибудь! - попросила Бьянка почти с ребячьим энтузиазмом. – Что-то полезное и вкусное, чего никто из нас никогда не ел. Что-нибудь, чтобы накормить моего малыша.
У Тесс не было аппетита, но она вытащила из холодильника пучок увядшего мангольда, головку чеснока и бутылку бальзамического уксуса для импровизированной брускетты.
Бьянка восхищенно комментировала все, что делала Тесс, как будто никогда не видела, чтобы нарезали кубиками баклажан или очищали зубчик чеснока.
– Все равно, что наблюдать за работой матери-земли.
– Не понимаю, о чем вы.
– Посмотрите на себя. На свои волосы, на тело. Рядом с вами я бледная немочь.
– Это у вас гормоны шалят. Вы одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела.
Бьянка вздохнула, словно собственная внешность была для нее тяжким крестом.
– Все так говорят. – Она отвернулась и уставилась в окно на высохшую поляну, что простиралась за домом. – Я так хочу этого ребенка. Иметь что-то исключительно свое.
Тесс сбросила очистки баклажана в ведро.
– Думаю, вашему мужу найдется что сказать по этому поводу.
– В шесть лет я потеряла родителей, – продолжила Бьянка, словно и не слышала ремарки. – Меня вырастила бабушка.
Тесс лишилась матери почти десять лет назад. Отец бросил их, когда ей было пять, оставив о себе лишь смутные воспоминания.
– Долгое время я не особо любила детей, – призналась Бьянка. – Но забеременев, стала прямо одержимой.
Тесс задумалась, а как на все это смотрит Иен. Бьянка непринужденно болтала о своей жизни, а вот о браке почти не упоминала.
Восхитительные ароматы поплыли по кухне. Тесс припустила чеснок с мангольдом в оливковом масле, добавив немного сливочного, чтобы уменьшить горечь овощей. Затем обжарила багет и нарезала кубиками подвядшие помидоры вместе с оливками. Смешав ингредиенты вместе, Тесс добавила приправы, еще немного оливкового масла и выложила топпинг на подсушенный хлеб. Пристроив готовые ломтики на пару пластин железняка, они с Бьянкой уселись за длинный обеденный стол.
Брускетта получилась идеальной: хрустящий хлеб, сочная начинка и дивный аромат.
Было что-то живительное в том, чтобы сидеть в этой красивой, залитой солнцем комнате с такой жизнерадостной и энергичной женщиной. Тесс удивилась, поняв, что голодна. Впервые за долгое время она смогла попробовать собственную еду, а не купленную готовую.
Входная дверь открылась, и вошел Норт в своей тяжелой куртке с рюкзаком, перекинутым через плечо. Он остановился в дверях и молча посмотрел на Тесс.
Собственно, это молчание говорило красноречивее любых слов: «Я сказал вам держаться подальше, и все же вы здесь».
Последний кусок брускетты внезапно потерял всякий вкус.
– Меня пригласили, - сказала Тесс.
– И мы отлично провели время! – В оживленном щебетании Бьянки проскочили фальшивые нотки.
– Рад слышать.
Судя по тону – вообще не рад.
– Ты должен это попробовать, – предложила Бьянка.
– Я не голоден. – Он скинул рюкзак и примостил тот на длинной деревянной скамье.
– Не будь таким занудой. Мы с самого приезда сюда ничего путного не ели.
Норт снял куртку и пошел к ним. Чем ближе подходил, тем сильнее становилось желание Тесс защитить Бьянку.
– Сейчас тебя угощу. – Бьянка спрыгнула со стула, насколько это вообще было возможно в ее положении, и ушла на кухню.
Норт остановился у торца стола, там, где сидела Бьянка, и воззрился на Тесс. Февральское солнце, что лилось в окна, подчеркнуло тенями длинный шрам у него на шее.
– Ей это не на пользу.
Тесс намеренно притворилась, будто не поняла смысл сказанного.