Они расставались, не оскорбляя друг друга и не споря. Они вместе возвратились к гостям и приняли участие в дальнейших торжествах. Общая церемония праздника, их беседа в зимнем саду и последующее торжественное и взволнованное прощание описывается как специально организованное для императрицы и Потемкина. К тому моменту, когда состоялся праздник, никто не мог предвидеть, что это была их последняя встреча. Ничего не было разыграно. Остается только факт, что Потемкин инсценировал достойный его блестящий спектакль, что он объяснился с императрицей и что они расстались после бала в Таврическом дворце мирно и спокойно.
Еще три месяца Потемкин оставался в Петербурге, прежде чем отправился на юг. 24 июля 1791 года он покинул столицу — с багажом воспоминаний о сияющих праздниках, вспышках страстей по отношению к императрице, сердитому Зубову и кучей долгов. Потемкин чувствовал себя усталым, и он на самом деле был болен. Его мучили приступы возвращающейся малярии, болезни, которую он подхватил в 1783 году в Крыму. Почему он вообще поехал снова на юг? Он знал, что императрица хотела видеть его в армии и на мирных переговорах, хотя и не получил приказа об отъезде. Он также не был в немилости, о чем утверждали его неутомимо злобные современники.
Екатерина и Потемкин продолжали переписку, которая не отличалась ничем от посланий более ранних времен. Все заботы большой политики и повседневности были содержанием их писем. Даже старая лень писать и обычная ревность, на этот раз по отношению к Зубову, мучили Потемкина.
В многолетней переписке Потемкина и его императрицы любовники играли всегда большую роль. Екатерина сообщала, насколько они почитают князя и что они передают ему приветы. Потемкин платил любовникам презрением. Теперь это звучало совершенно иначе. Екатерина сохранила свою привычку и в ярких красках изображала, какой «ребенок» хороший человек и как глубоко он уважает Потемкина. На самом деле Зубов вряд ли испытывал уважение к Потемкину, и, без сомнения, хлопоты Екатерины были лишь попыткой сохранить «мир в семье», Это приводило князя в ярость.
Если Петербург он покидал в относительном спокойствии, то в пути его все больше охватывала внутренняя неугомонность. Он ускорил темп поездки и достиг Ясс уже через восемь дней после отъезда. Как о каждом событии в жизни Потемкина, эта поездка тоже обросла спекулятивными вымыслами. Предполагали мелочную ревность по отношению к генералу Репнину или также тайные переговоры с Турцией. Это были только слухи. Потемкин хотел продолжать с делами на юге. Причиной был выгодный для России мирный договор с Турцией. Конечно, он хотел оказать влияние на переговоры, но ни в коем случае не препятствовал инициативам своих подчиненных. Потемкин лично послал проект мирного договора генерала Репнина непосредственно Совету при Высочайшем дворе в Санкт-Петербург и рекомендовал его к утверждению.
Второй причиной его спешки было быстро ухудшающееся состояние его здоровья. Боли и высокая температура мучили его, но он не слушал советов врачей. Потемкин не доверял медицине. Он не принимал никаких лекарств, и его необузданный стиль жизни целеустремленно вел к скорому концу. Он ел и пил то, что ему хотелось. Никто не знал, какими болезнями он страдал на самом деле. Любое лечение капитулировало перед его упорством. Если боли мучили его слишком сильно, врачи обматывали влажными тряпками его голову и тело. Часами он лежал неподвижно. Никто не знал, что нужно делать.
Несмотря на свое физическое и духовное состояние, Потемкин продолжал сознавать свою ответственность за армию и мирные переговоры. Он работал, насколько ему позволяли силы, однако должен был признать в конечном счете: «Мои силы слабеют, здесь очень много работы. Я действительно не берегусь… и устал как собака». Даже находящаяся у его постели племянница Александра не могла изменить ни его состояния, ни заставить подвергнуться тщательному медицинскому контролю. В середине сентября у него случился двенадцатичасовой приступ лихорадки, и он снова писал Екатерине: «Дом мой похож на лазарет».
Тем не менее на физические и духовные слабости обращать внимание было некогда. В мирных переговорах с турецкими делегатами Потемкин неоднократно поднимал вопрос о долговых обязательствах. Как когда-то в молодые годы после не совсем удачного ответа на его предложения, он хотел в обиде снова удалиться в монастырь, чтобы найти мир и утешение. Он заперся в своей комнате и сочинил десять «Канонов к Спасителю». Но даже укрепляющая дух музыка улучшала его общее состояние только временно.