Ритм все ускорялся. Садики — по его широкой мускулистой груди катился пот — надел обнаженной танцовщице на голову убор из черных орлиных перьев. Севиас пояснил — чтобы выказать уважение к предкам. Женщина продолжала танцевать, отбрасывая огромные тени на освещенные свечами стенки хижины. Потом упала перед вождем на колени и тихонько надела убор из перьев ему на голову.
Вождь умирал. Это понимали все. Он был бледен и явно болен. Жестом он подозвал меня поближе, взял за руку и прошептал на ухо:
— Наши предки пришли из Израиля, из Сенны. Они здесь, с нами. Прощай, Мушави. Возможно, мы встретимся в Сенне.
Сенна — неизвестный город, из которого пришли лемба и куда надеются попасть после смерти.
Лицо его, освещенное дрожащими огнями свечей, избороздили морщины старости и болезни. Глаза прятались в складках светлой пятнистой кожи. Вождь уставился на меня и дал знак, что мне пора встать и уйти. Смущенный и огорченный его словами, я вернулся на место — к блокноту, камере и диктофону.
Я долго прожил в селении и чувствовал себя здесь своим, словно стал одним из них. И я уже немало выпил пива чибуку.
После первых глотков оно начинает казаться довольно сносным, а потом и вовсе неплохим. Мне вдруг пришло в голову, что теперь не время сидеть в уголке, делать заметки и записывать музыку. Есть дела поважнее. Пора и самому принять участие. Я снял рубашку, чтобы меньше отличаться от полуобнаженных мужчин и женщин; они уже впадали в подобие транса, и их дикие тени бешено метались по стенам. Старшая жена вождя пересекла хижину, прислонилась ко мне, касаясь высохшими грудями моего плеча, и прошептала нечто невразумительное на языке шона — многочисленного африканского народа, на землях которого живут лемба.
Я начал двигаться под тяжелый ритм барабанов. Одна из жен помоложе танцевала передо мной голая по пояс и пьяно покачивалась — она заклинала предков, водя руками по груди, животу и ногам.
Барабанщицы стучали все быстрее.
Еще одна женщина — глаза у нее затуманились — скинула одежду и встала в середине хижины. Мужчины подбадривали танцовщицу и любовались ее стройным телом и полными грудями.
— Она говорит с предками! — проревел мне в ухо Севиас. — Они скоро ответят. И лучше, чтоб тебя здесь уже не было!
К полуночи атмосфера изменилась. Настало время, полагал я, возносить тайные молитвы и читать магические заклинания. Все они хранились в глубоком секрете. Этот неписаный свод законов управлял жизнью племени и, несомненно, содержал тот самый ключ к их прошлому, который я искал. Заклинания и магические формулы были для меня важнее всего. Именно в этом я хотел участвовать. Именно для того и приехал.
Я поднял руки и запрокинул голову, глядя в соломенную крышу. С меня градом катился пот. Я переживал сильнейшее волнение. Меня приняли! Я — один из них! Скоро спустятся души предков, и я узнаю, что будет дальше. Никто из посторонних никогда этого не видел. В моем мозгу словно открылся канал — канал связи с израильскими предками лемба.
Я упивался эффективностью своей передовой исследовательской методы, когда мне в висок врезался кулак. Ударила меня самая старшая и самая здоровенная супруга вождя. Я упал на распростертое вонючее тело местного горького пьяницы — бродяги по имени Клопас. На пару мгновений я потерял сознание. Меня выволокли наружу и прислонили к стене хижины.
— Я огорчил жену вождя, — сказал я. — Мне так неловко.
Но никакой неловкости я не испытывал, только ярость.
— Мушави, — Севиас наклонился ко мне, — ты никого не огорчил. Предки так тебя приветствовали. Наверное, хотели предупредить. Слегка тебя предупредили. Если бы предки сильно разозлились из-за твоего прихода, они бы тебя не легонько ткнули, а разорвали на куски. А теперь тебе нужно уйти, потому что предки уже пришли. Непосвященным этого видеть не положено.
Духам мое присутствие не понравится, объяснял Севиас. Тайны раскрывать нельзя. Есть детали, о которых мне знать не положено.
В ожесточении я подумал: если не раскрою их секретов сейчас, то, вероятнее всего, не раскрою никогда. Сейчас или никогда.
Рядом с хижиной стояли несколько стариков, они нетерпеливо всматривались в ночное небо, надеясь увидеть признаки надвигающегося дождя. Севиас присел рядом со мной и прислонился к стене. Его доброе морщинистое лицо казалось озабоченным. Беспокоил его не только дождь, точнее, отсутствие дождя, хотя это волновало Севиаса не меньше, чем других, — ведь от погоды зависела жизнь его и его семьи. Он волновался из-за меня, поскольку я сильно расстроился, когда меня не допустили к тайнам племени. Я уже говорил ему, что сбор информации не принес ожидаемых результатов.