– Видел, что я имела в виду? – прошептала она. – Больше не хочет нажить себе неприятностей.
Мы сели у прохода. Свет погас. Скарлет положила ноги на переднее сиденье, а руки сунула между ними.
Иногда во время фильма я чувствовал, как она смотрит на меня, и на секунду возникало чувство, что она пытается понять, красивый я или нет. Мне не нравится, как я выгляжу со стороны. У меня не очень запоминающиеся черты и слишком мягкий подбородок, я это знаю, лицо скорее приятное, чем красивое, так что я не люблю, когда люди подолгу на меня смотрят. Наконец она занялась фильмом, но так и не обратилась ко мне, отчего я занервничал. Я хочу сказать, если она подумала что-нибудь хорошее, то был смысл об этом сказать.
В общем, я тревожился. Думать плохо о человеке, с которым находишься рядом, есть самая худшая форма одиночества.
– Что ты хотела мне показать? – прошептал я.
– Скажу позже. – Скарлет даже не позаботилась оторвать взгляд от экрана.
Фильм кончился, и мы вышли на улицу.
– Ну, совершеннейшая гадость, – сказал я.
– Да?
– Такое чувство, что весь покрыт паутиной.
– А мне понравилось.
– Неправда. Не может быть. Это никому не может понравиться.
– Говори за себя.
– Все эти карлики, извращенцы и ужастики. Боже, где они выкопали такое отродье?
– Ну и эксперт. Это просто люди, Саймон.
– Но не из тех, кто живет со мной по соседству, не из тех. Боже, этого достаточно, чтобы поверить в принудительную эвтаназию.
– Это еще что такое?
– Милосердное убийство.
Скарлет глубоко вздохнула. Так делают, когда не хотят позволить рассердить себя.
– Еще мне понравилась главная песня.
– Песня в порядке. Как она называлась?
– Откуда мне знать?
– Итак, чем бы ты хотела теперь заняться?
– Фильм меня добил. В самом деле, я выдохлась.
– Хочешь домой?
– Может быть. Здесь ничего интересного.
– Почему твой отец заинтересовался этим фильмом? – спросил я через минуту.
– Потому что он приносит деньги, Саймон. Ясно?
К тому времени, как мы добрались до перекрестка, с меня было достаточно. Поэтому я просто сказал:
– Скарлет, я тебе больше не нравлюсь? Ведь так?
– Нет, все в порядке, – сказала она.
– Я не уверен. У меня такое чувство, что ты смотрела на меня весь вечер, будто я какой-то голубь, залетевший на балкон к твоим родителям.
Она расхохоталась.
– Господи Иисусе, Саймон. – Она прошла еще немного, потом остановилась. – Боже, это самая странная вещь. Она просто прорывается через все, – сказала Скарлет.
– Что такое?
– О боже, это означает, что ты мне снова нравишься. Не стоит обижаться на меня за это, хорошо? Не надо. Действительно не могла дождаться, когда тебя увижу. Как будто этого слишком много, понимаешь? А потом, когда увидела тебя в гостиной, это было вроде как разочарование. Я представляла себе, что ты выглядишь по-другому, ну что-то в этом роде. В общем, о боже, я почувствовала… он мне больше не нравится. А потом ты сказал эту глупость про голубя, и это снова был ты, и я подумала: о боже, в конце концов, он мне нравится. Как будто мы восстановили связь в ту самую секунду, как ты сказал это.
– Значит, я тебе нравлюсь.
– Я только что объяснила. Да.
– Ну тогда и я скажу: уже некоторое время я считал, что все пошло к чертям.
– Ну, теперь ты знаешь. Теперь мы оба знаем.
– Итак, что ты хотела мне показать? – спросил я.
– Забудь об этом. Теперь это кажется глупым.
– Нет, скажи.
– Мой загар, – сказала она. – Кажется тебе, что я совсем коричневая?
После этого все встало на свои места, и невозможно было представить себе те странности, которые случились. Это снова была Скарлет, вместо той суперхолодной сучки, которая думала обо мне самые худшие и самые правдивые вещи.
Мы прошли по Йонг-стрит, ярко освещенной и суматошной субботним вечером, и повернули на запад по Блур в сторону Виллидж. Блур была переполнена автобусами с туристами, крутыми парнями на мотоциклах, тощими девицами с волосами, разделенными на пробор. Некоторые из них пахли словно ладан, этот запах чувствовался, когда они проходили мимо. Разудалые красотки танцевали высоко на втором этаже в окне «Мина Берд». Мы сунули нос в подвальный клуб через улицу; там играл ансамбль из четырех парней, они достаточно классно выглядели – с длинными прямыми волосами, подстриженными под «Кинкс», в эдвардианских куртках.