Куда ему было идти? В другую такую же фирму? Да, конечно, многие еще недавно мечтали о нем. Предлагали шикарные условия подобно Манези. Но не сейчас. Всего одно небольшое событие и вот его жизнь сломана, и он катится с откоса.
Как теперь заработать? Он всю сознательную жизнь занимался духами. Он ничего другого не умел, не хотел и не представлял. Хотя сейчас речь уже не шла о призвании и удовольствии от работы, речь шла о насущных деньгах на еду и жилье, накоплений почти не было. Гордость надо было выключить и попросить у Жемака другой должности. Зря он вскипел, ведь тот был прав. Что бы он сделал на месте Жемака? А теперь просить его, значит унизиться.
А если совсем прижмет? А если обоняние вернется не скоро или не вернется никогда? Идти разгружать машины? Раздавать рекламные листовки? Он не верил, что это теперь его жизнь. В душе нарастало безразличие к своей дальнейшей судьбе. Появилось ощущение, что он умер, и теперь было все равно, чем заниматься. Теперь все не имело никакого значения.
Но где-то в глубине души он понимал, что терзался пока только душевными муками, физических он еще не испытывал. А ведь скоро у него кончатся деньги и тогда его выгонят из дорогой съемной квартиры. Ему не на что будет купить даже еды. Кто ему поможет? Перед этим, окрашенным в черный цвет будущим, содрогалось даже его безразличие.
Зачем принято бороться за жизнь любыми средствами, если часто жизнь просто того не стоит? Если бы можно было умереть! Просто умереть сразу и все. Быстро и безболезненно. Ну, или пусть болезненно, но тогда еще быстрее. Чувство скорого пронизывающего холода и голода пугало и обездвиживало. Как можно было упасть с такой высоты на самое дно, пролетев даже мимо бедных и несостоятельных граждан? Теперь самый обычный парижский клерк казался ему богачом, так как мог купить себе еды и вернуться вечером в свою квартиру. А у него не было даже своей квартиры — он ее продал перед переездом в Париж.
Стоп! Ведь есть такая хорошая вещь, как пособие по безработице! И во Франции оно очень приличное. Его сейчас порадовали мысли о размере пособия. Это невероятно! Он уже успел привыкнуть к своему новому, еще только вступившему в права, положению. Как забавно — это все произошло из-за носа. Какого-то носа...
Дюжон поднял руку и понюхал ее. Воздух проходил сквозь ноздри абсолютно «невидимым».
Вдруг его это вывело из себя! Как его жизнь могла зависеть от каких-то щетинок или нерва! Других людей годами лупят по лицу руками и ногами и ничего, а ему раз в жизни дали по носу, да и то не сильно, он даже сознание не потерял и все, жизнь сломана! Все что он нажил и к чему шел, все в один миг перестало существовать! Как будто он сошел с поезда на маленькой провинциальной станции купить какую-то незначительную мелочь, а поезд ушел без него и увез с собой все его вещи.
Он в ярости топал, кружился в бешеном танце, пугая прохожих, а потом бросился к кучке собачьего дерьма, найденного на газоне, и, подбежав, воткнул в него свое лицо.
— Нюхай, дрянь! — кричал он сам себе. — На! Чувствуешь хоть чего-нибудь, бесполезный отросток?!
Девушка лет двадцати пяти задумчиво идущая с книгой в руках, наткнулась на него и отшатнулась, увидев стоящего на коленях хорошо одетого человека с дерьмом на лице. Ему было все равно на реакцию людей, а он сам не чувствовал запаха собачьих испражнений. Придя домой и, мотая руками как плетьми, он дошел до ванной, которая пока у него еще была, и прямо в одежде залез в нее. Пустив из душа горячую воду, он налил в ладонь геля, пены для ванны и шампуня и конвульсивными движениями стал растирать все это по своему лицу.
Выйдя из ванной, он упал в кресло без сил и попытался ни о чем не думать. Ненадолго у него это получилось. Приятная, не пугающая темнота, мигая разноцветными пятнами, расползалась перед глазами. Вдруг вдали появилось что-то маленькое. Оно приближалось и становилось все больше. Это все больше было похоже на какую-то надпись. Она летела навстречу, прямо, не сворачивая, как будто в надежде ударить в лицо, точнее, именно в нос. Она приблизилась вплотную, и он разглядывал ее, мысленно крутя головой по сторонам — такой огромной она была. Надпись была сделана из холодного, грубо обтесанного камня, с неровными, оббитыми безжалостным молотом, краями. Она крутилась перед ним вокруг оси в полной темноте, как заставка Windows, после того, как компьютер переходит в режим ожидания, и гласила: «ЧТО ДАЛЬШЕ»?
«А что дальше?» — спросил он сам себя и с всхлипом очнувшись, поднял голову. А дальше было все, как он и предполагал.