Дюжон устроился чистильщиком обуви на площади Эстьен д'Орв. Он весь день был наедине сам с собой и никаких мужланов рядом с ним не было. Ему даже чем-то нравилась эта работа, хотя он боялся себе в этом признаться. Унижение от этой профессии Максанс ощутил позже, когда однажды к нему подошел почистить ботинки один из сотрудников его бывшей фирмы «Le contact facile». Он на Дюжона даже и не посмотрел, читая что-то на своем планшете. Дюжон тоже не узнал его до тех пор, пока не подошло время сменить ногу и ему пришлось попросить клиента сделать это. Тогда они встретились глазами и секунды три смотрели молча, после чего пораженный мужчина промямлил:
— Максенций Дюжон, вы?!
В жизни Максанса, пожалуй, не было моментов, которые были столь унизительны. Когда клиент, сохраняя напряженное, как тугая резина, молчание, ушел, Дюжон сел на стул в своей крохотной будочке и, схватившись руками за голову, смотрел перед собой на асфальт.
Единственное, о чем он сейчас мечтал, так это провалиться под этот асфальт. Прямо здесь! Чтобы его больше никто никогда не видел и не узнавал. Чтобы никто не пялил на него глаза так, как будто увидел разбившегося в осколки и обоссаного бога, которому поклонялись.
Несмотря на нужду, Максенций перестал заниматься чисткой обуви. Этим же вечером он получил известие, что ему отказали в получении пособия по солидарности.
Это был подлый и завершающий удар судьбы. Заявление на перерассмотрение пособия по солидарности подавать было нельзя — решение считалось окончательным. Лишив его средств к существованию, из-под него окончательно выбили опору. Что ему было делать теперь? Денег оставалось пара сотен евро, которые таяли каждый день, и теперь он не мог себе позволить снять квартиру даже в бедном квартале.
Перебиваясь жалкими доходами с разных, не требующих квалификации профессий, он прожил еще три недели, снимая угол в одном из самых дешевых домов в районе. Но когда его доходы стали ниже расходов на жилье и самую непритязательную еду, его попросили съехать и отсюда.
И вот, наконец, наступил тот день, которого Дюжон ждал и боялся — он стоял посреди улицы с двумя чемоданами своей хорошей, еще из прошлой благополучной жизни одежды, и не знал куда пойти. Одет он был в поношенные джинсы и водолазку и не менял их долго нарочно, чтобы не изнашивать добротные вещи из чемоданов. Лицо было неухоженным, с уже достаточно большой бородой и если бы его теперь увидел тот самый сотрудник из «Le contact facile», то скорее бы всего просто не узнал.
В кармане было двенадцать евро и это были все деньги, которыми он располагал. Ему было удивительно, как он сумел в такой благополучной и так сильно заботящейся о безработных и пенсионерах стране, остаться без малейшей поддержки. Конечно, по большей части виновата в этом была его легкомысленность, из-за которой он годами не платил взносы и относился к подобным вещам безалаберно.
Слоняясь по задворкам своего района, он увидел брошенный дом, который был обставлен объявлениями о скором сносе, намеченном на осень. Дом был без части стены выходящей во двор и наружу выглядывали комнаты. Это выглядело как-то интимно, как будто дама приоткрыла нижнее белье — дом позволял заглянуть в ранее недоступную для чужих глаз жизнь бывших жильцов. В некоторых комнатах еще остались лоскуты обоев, а на потолках остатки отделки, что невольно наводило на размышления о том, кто и как тут жил и какими были эти люди. В одной из комнат были даже видны наклеенные на стены постеры известной французской рок-группы «Pleymo», по которым было понятно, что это когда то была комната подростка, у которого были свои интересы, своя полная комплексов и самоутвердительных поступков и открытий жизнь.
Недолго думая Максанс зашел в обшарпанный подъезд и поднялся по разрисованной лестнице в одну из комнат, в которую попадало солнечного света больше, чем в другие. Днем думать о тепле было еще рано и прохладно было пока только по ночам.
Найдя кровать без матраса в одном из углов, он поставил рядом чемоданы и лег на скрипящие пружины. Глазами Дюжон уперся в грязный, отживший свое и повидавший многое за свой долгий век, потолок. Сил и желания что-то делать или бороться не было. Все не имело смысла. Он закрыл глаза и попытался заснуть, но ему послышались шаркающие шаги. Он поднял голову, прислушался и вдруг увидел перед собой симпатичную девушку в длинном, почти до колен свитере с упаковкой заварной лапши в руках. Она была со светлыми, немного вьющимися волосами и приятным лицом. Войдя в комнату и не заметив его, помешивая заваренную кипятком лапшу, она подошла почти вплотную и чуть не споткнулась о его чемодан. Тогда она вскрикнула и чуть не выронив ценную еду, отскочила на пару шагов.