Глаза мальчишки негодующе сверкнули. Ши Мин вдруг ощутил себя очень старым и усталым, совершенно обессиленным.
— Плащ сними, бестолковый, — раздраженно объяснил он, — и остальную одежду брось прямо на пол: там наверняка и блох, и вшей достаточно, не надо тащить все это в дом. Я пока воду согрею.
Отвернувшись, Ши Мин вытянул из угла небольшую широкую бочку, в которую сам умещался целиком, если прижать колени к груди. За спиной послышалось едва слышное шуршание.
— Вода быстро согреется, — пообещал он, сдвигая ширму и закрывая импровизированную ванну. — Одежду дам после — моя наверняка подойдет, хотя ты расти еще будешь, так что это ненадолго.
Обернувшись, Ши Мин бросил взгляд на мальчика и страдальчески вздохнул. Ребенок был полностью обнажен и растерял остатки своей бравады, прикрываясь ладошками; однако с места он так и не сдвинулся, стоя посреди кучи грязных вещей.
Похоже, приблизиться хотя бы на шаг было ему куда страшнее, чем оголиться. «Терпение, — подумал Ши Мин с легким раздражением. — С детьми не бывает просто, а с подростками и того хуже; неизвестно, какой путь прошел мальчик и какие беды успел пережить. Немного терпения и участия, и все изменится».
В рыжеватом свете тело ребенка казалось еще истощеннее — глубокие тени залегли под чередой ребер, а кожа своим теплым оттенком была обязана только пламени. Заглушив очередной укол жалости, Ши Мин уже почти отвел глаза, не желая еще больше смущать ребенка, но зацепился взглядом за яркое пятно на внутренней стороне плеча.
— Что это? — изменившимся голосом спросил он и шагнул вперед. Глаза у мальчишки стали совсем отчаянными — на приближающегося Ши Мина он смотрел как на нацелившегося ему прямо в горло волка. Шарахнувшись в сторону, он ногами запутался в сброшенной одежде и едва не улетел в угол.
Схватив мальчишку за запястье, Ши Мин удержал его на ногах и заставил вывернуть руку, показывая странную рану.
Пятно было размером с крупную сливу, багровое и будто пленкой покрытое, как недавний ожог. Идеально круглое, внутри оно имело три небольших островка чистой кожи, выстроившихся в ряд. Кроме этого троеточия, больше не было ничего — ни символов, ни рисунков.
— Это клеймо? — тихо спросил Ши Мин, и при виде его окаменевшего лица мальчишка сглотнул.
Ши Мин не сводил глаз с ребенка, ожидая хоть какой-то реакции на свой вопрос. Кивка было бы достаточно, чтобы завтра утром вернуться в город и навестить госпожу Уну. На войне всегда были и будут жертвы, в том числе и среди женщин, и среди детей; за свою жизнь Ши Мин не единожды лишал жизни, однако ни разу еще не возникало в его душе желание убить едва знакомую ему женщину, а после сжечь все ее имущество.
Мальчишка, глядя на бледные ледяные пальцы, стиснувшие его запястье, наконец пришел в себя и отчаянно замотал головой.
— Это родимое пятно, — торопливо заговорил он, снизу вверх глядя на Ши Мина блестящими глазами.
Мужчина несколько мгновений смотрел на ожог тяжелым непонимающим взглядом, потом наконец выпустил руку и отступил на шаг.
— Если не хочешь говорить, что это, — не говори, — похолодевшим голосом начал он и длинно выдохнул. — Это твое дело, я не стану настаивать. Только, если оно болит, скажи, хорошо? Я найду лекарства.
— Хорошо, — с заминкой отозвался мальчик, до сих пор ощущая прохладное прикосновение.
Едва слышно зашипела закипевшая в котле вода.
Помывка заняла не менее часа, и Ши Мину пришлось еще дважды греть воду. Отмытый до скрипа ребенок свернулся клубочком в углу неширокой кровати. Стоило ему уснуть, как тело само приняло привычную позу для сна: занять как можно меньше места и прижаться спиной к стене. Руками он прикрыл голову, пряча лицо, а длинный хвост обернул вокруг ног.
Ши Мин сидел на другой половине кровати, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел на свое приобретение. Он совсем отвык делить с кем-то быт, а уж постель и подавно.
Им даже не на что жить. Им обоим. Просто до появления мальчишки Ши Мин совершенно не думал о том, что висит мертвым грузом на шеях добросердечных жителей деревни. Следует найти хоть какую-то работу, но чем ему заниматься в этих глухих местах?
Вытащить ребенка из опасной ситуации, даже не обдумав как следует свои действия, не зная, справится ли второй раз без денег и положения, застряв в богами забытой деревне… Да, это поступок зрелого и умного человека, даже и сказать больше нечего!
Однако, потратив время на раздумья, решился бы он или снова стал следовать пути разума? Если жизнь спасена, стоит ли так уж убиваться из-за того, что будет дальше?