Потерявшийся во времени

Я не заметил, как слеза скатилась у меня по щеке, и я почувствовал, как отец провел по ней пальцем и я, посмотрел на него и сказал:

— Знаешь батя, ты во многом прав. Мне тяжело, но не потому, что много работы или у меня что-то не получается, а тяжело, потому, что то, что я делаю, не всегда согласуется с моими мыслями, сердцем, если так можно выразиться, ты меня понимаешь?

— Понимаю, я все прекрасно понимаю, потому и говорю, что ты не погодам стал взрослым. Ощущение такое, словно ты за этот год, огромную жизнь прожил.

— Так ведь так оно и есть. Знаешь, то, что сейчас в стране творится, это ведь все я затеял. Не Андропов, не КГБ не кучка заговорщиков, а именно я. Вот поэтому и грызут меня сомнения, а правильно ли я поступил. Прости, не хочу сейчас тебе обо всем рассказывать, в другой раз как-нибудь, больно время не подходящее, только одно скажу. Запутался я в самом себе, потому что взвалил на свои плечи ношу, а ответственность за то, что происходит, лежит на мне.

— Может, ты зря себя изводишь? Не хочу учить, скажу только, жизнь не просто хороша, она прекрасна и удивительна, ведь никогда не знаешь, что ожидает тебя даже через пару минут. Бывает так плохо, что волком выть хочется, не знаешь, что делать, как поступить, но проходит время и все встает на свои места. Жизнь сама решает проблемы, хотим мы того или нет. Другое дело, что она больно бьет нас, но это за дело, а не просто так, ибо она учит, как жить, чтобы в другой раз не повторить туже глупость. А проблемы, что ж, они есть у всех, только одни зацикливаются на них и начинают жить ими, а не реальной жизнью, а другие решают проблемы и продолжают жить дальше, прямо идя по жизни, не боясь новых трудностей, а их немало на жизненном пути.

Я слушал и смотрел в чашку с чаем, потом перевел взгляд на отца и сказал:

— Спасибо батя.

— За что?

— За совет.

— Я советы не даю, сам знаешь. Дохлое дело давать советы, так размышляю вслух. Ну а если что пригодится в жизни, слава Богу.

— Нет батя, я серьезно, спасибо.

— Ладно, Алеша, раздевайся-ка ты, да спать ложись, завтра, небось, опять с головой окунешься в работу?

— Это точно.

— Ты только учти, ты теперь сам отец, так что не забывай, что надо и дома бывать и семье внимание уделять, — и улыбнулся, глядя на меня.

— Хорошо, постараюсь. Ну все, пошел спать.

Я вышел из-за стола и отправился в свою комнату, где уже рядом с диваном, на котором мы спали, стояла детская кроватка.

Десятого января меня назначили начальником вновь созданного отдела, с довольно расплывчатым названием. «Информационно-аналитический отдел перспективного развития». Согласно положения об отделе, я подчинялся непосредственно главе региональной зоны, то есть, Зацепину. Я переехал из кабинета на Лубянке, к которому уже успел привыкнуть, в новое здание и новый кабинет. К своему удивлению, когда оформлял документы, оказалось, что к этому времени был уже майором и даже не подозревал об этом. Прощаясь с сотрудниками, с которыми проработал, хотя и не так долго, я испытывал двойственное чувства. С одной стороны, было жалко уходить и расставаться с ними, поскольку время, которое нас объединило, было, временем от которого мы ожидали чего-то необыкновенного, можно сказать чуда. Мы считали, что с нашей помощью, совершится экономический и социальный переворот не только в стране, но и в умах и сердцах людей. Мы работали так азартно и вдохновенно, что нам некогда было оглядываться и смотреть на то, что происходит в действительности. За чередой повседневных дел, нам трудно было успеть оценить то, что мы делали, потому что ритм нашей работы не давал нам возможности проанализировать результаты собственных усилий. Вот почему, с другой стороны, мне хотелось уйти, потому что пришло время, когда я увидел, что не все так гладко и неоднозначно в том, что мы делаем. Лишь немного соприкоснувшись с результатами нашей деятельности, понял, что наши рекомендации хотя и имели значение, но отнюдь не решающую роль и оттого становилось досадно и обидно, что наш труд уходил в песок забвения. Люди, которых мы находили, оценивали и рекомендовали, так и остались на своих прежних должностях, а вместо них назначались совсем иные, о которых мы ничего не знали. Было странно и непонятно, почему так происходит. Складывалось ощущение, что мы работали вхолостую. И все же, ощущение причастности к чему-то значимому, было важнее того негатива, который был.

Забирая из стола личные вещи, я столкнулся в дверях с Петром Петровичем. Он прикрыл за собой дверь и тихо произнес:

— Возможно, мы видимся в последний раз. Я хотел пожелать вам удачи и попрощаться, — он замолчал, но по тону понял, что он не за этим зашел, он, словно хотел меня о чем-то спросить и не решался, поэтому сделал шаг навстречу и сказал:

— Как знать, может, и свидимся, но мне показалось, что вы хотели меня о чем-то спросить?

— Да. Возможно, это не корректно с моей стороны и все же, зачем вы это сделали?

— Что именно?

— Начали все это, ну… вы меня понимаете?

— Ах, это. Я и сам до конца не знаю. Возможно потому, что мне многое было известно и в том мире, о котором я знаю, все было не так хорошо, как хотелось бы. Может быть я не прав, или не до конца довел смысл, что именно было плохо, одним словом, трудно сказать, впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Я всего лишь привел механизм в действие.

— А вы уверены, что то, что получится, будет лучше того, что было?

Я посмотрел на Петра Петровича, и словно оправдываясь, как школьник перед учителем, произнес:

— Всегда хочется сделать мир лучше, поэтому остается только надеяться, что поступил правильно.

— Дай Бог, чтобы все получилось так, как мечтается всем нам. Прощайте и удачи вам на новом поприще, — он повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь и оставив меня в полном смятении чувств. Я повернулся и, взглянув в последний раз на свое рабочее место, вышел из кабинета.

Вечером, вернувшись с работы, я открыл дверь и с порога чуть не наткнулся на стоящую в коридоре жену. Она ходила с Машей на руках по квартире, а та во всю голосила.

— А вот и наш папка вернулся, — сказала она, глядя на меня.

Я поцеловал жену и маленькую дочку и поинтересовался причиной её рева.

— Да кто ж её знает, чего ей не нравится. Вот уже полчаса, как во всю разревелась. Мать пошла в аптеку за новой соской. Представляешь, Машуня её то ли выплюнула, то ли она у неё выпала изо рта. Короче та упала, а мать в это время нечаянно на неё ногой наступила. Короче соске каюк, а Машка в рев.

— Ну так другую дали бы.

— Как же, другую она не хочет и все. Вот мать и пошла в аптеку, может там есть похожие. А я пытаюсь её всеми силами успокоить.

— Ну-ка дай я попробую.

— Нет, ты сначала разденься, пойди умойся и руки помой, а потом попробуешь и вообще, ты бы поел, а я сама управлюсь.

В этот момент вошла мать.

— Ну что, плачет, я вот две аптеки обегала, только такие нашла, — и она достала две соски

— Соски, как соски, дайте-ка ей одну.

— Ой Алеша, какой ты бестолковый в таких делах, надо же сначала кипятком их обдать, я же их только принесла.

— Все я пошел умываться, а вы тут сами, а то вечно не то делаю.

Я скинул пальто, в котором продолжал стоять и, повесив его на вешалку, отправился в ванную комнату.

Я лежал рядом с женой, которая, повернувшись ко мне спиной, наблюдала за дочерью, которая мирно спала рядом в своей кроватке.