— Какой будет мой следующий шаг, когда закончатся книги. Больше продавать будет нечего, разве что квартиру. Продать маленькую двухкомнатную квартиру и купить однушку? На разницу можно протянуть еще несколько лет, а там старость и дальше путь в дом престарелых, куда меня возьмут только по причине наличия московской квартиры. Впрочем, не самый плохой выход. По крайней мере, будет с кем поговорить и не думать о пище. В зеркале шкафа бликами отражался свет фар от бесконечно бегущего потока машин за окном. Жизнь продолжалась, и ей не было дела до одинокого и больного человека, запертого в стенах своей неуютной квартиры.
Голос из коридора разбудил меня:
— Алеша, ты дома, я пришла.
Я перевернулся на другой бок, и словно не слыша материнского возгласа, сделал вид, что сплю. На самом деле, спать уже не хотелось, и лишь воспоминания и размышления о происходящем, не давали покоя.
— Что же со мной происходит? Какая-то чертовщина в полном смысле слова и почему, совершенно непонятно.
— Алеша, ты чего средь бела дня завалился спать? Может, заболел?
— Мам, я просто отдыхаю.
— А почему молчишь и не отвечаешь на мои вопросы?
— Я же говорю, отдыхаю, а ты своими вопросами не даешь мне этого делать.
— Или ты спишь или отдыхаешь. Если отдыхаешь, почему я не могу задать тебе вопрос о твоем самочувствии? — мать стояла в дверях, и я почувствовал это, хотя и лежал к ней спиной. Повернувшись лицом, не успел ответить, как услышал:
— А если ты отдыхаешь, то почему в одежде и на разобранной постели? Или ты считаешь, что я должна каждые два дня стирать твое постельное белье?
— Мам, не зуди. У меня и так голова с утра болит.
— Пить меньше надо и по девкам меньше шляться. Вчера опять выпивши пришел.
— Да где выпивши, скажешь тоже. На работе отмечали день рождения сотрудницы. Всего-то было три бутылки на весь колхоз.
— Что за выражение.
— Обычное. Наш шеф так называет наш коллектив. Да и посидел я часа два. Домой вернулся, когда еще восьми не было. Ты вспомни. Между прочим, народ еще оставался, когда я ушел.
— Это с чего это вдруг, ты ушел раньше всех?
— Да, там остались только одни старперы.
— Алеша, сколько раз я тебе говорила, что я не люблю, когда ты так разговариваешь. Ты должен следить за своей речью. Что это такое старперы, шланги и прочие выражения?
Я улыбнулся, глядя на мать. Встал с постели, поцеловал мать в щеку и сказал:
— Мамуля, извини, больше не буду. Ты сама должна понимать время другое. Молодежь говорит, используя новые идиоматические выражения, которые образуются в результате новых веяний. Это городской сленг нашего поколения, — я рассмеялся.
— Тебе все хи-хи и ха-ха, а я серьезно. Ты вспомни, как ты вчера с Игорем разговаривал. Это просто кошмар какой-то. Я совершенно не понимаю, как так можно беседовать по телефону.
— А что я сказал?
— Как что, ты сказал, Лукич шлангует по полной, а мы должны пахать как Папа Карло.
Я схватился за живот руками, не удержавшись от смеха.
— Ну что ты все смеешься?
— Мам, ты извини, конечно. Но, во-первых, подслушивать чужие разговоры, это не хорошо, а во-вторых, в этой фразе все понятно как дважды два. Лукич, это наш заведующий сектором Анатолий Михайлович Лукичев, жуткий сачок. Ему лишь на кого спихнуть свою работу, а самому вовремя в дележе премии участвовать. А мы с Игорем работаем, то бишь пашем, как Папа Карло. Понятно?
— Все мне понятно, только тебе пора повзрослеть. Ты как никак старший инженер. И тебе надлежит разговаривать, как полагается.
— Ладно.
— Не ладно, а хорошо мамуля.
— Хорошо мамуля.
— А с тебя все как с гуся вода.
— Вот видишь, мам, ты тоже используешь сленговые выражения своего времени.
Мать улыбнулась и пошла на кухню, понимая, что я вырос и спорить со мной бесполезно. Я потянулся и вдогонку матери крикнул:
— Мам, ты не переживай, главное, что на работе меня ценят как грамотного специалиста и уважают, а уж девочки любят еще больше.
— Вот-вот, я и говорю, что тебе пора меньше бегать по девкам, а то подцепишь какую-нибудь заразу, и будешь бегать не по девкам, а по ветлечебницам.
— Скажешь тоже.
— То и скажу.
— Что же мне, по-твоему, в монастырь податься?
— Зачем в монастырь. Заведи себе одну и встречайся с ней. В гости пригласи, музыку послушаете, в кино сходите.
— Ага, про Бетховена ей расскажу и Моцарта поставлю.
— С тобой бесполезно говорить. Вот вырастешь, поймешь родительское беспокойство.
— Мам, вырасту точно пойму, клянусь, а сейчас можно погулять, чтобы было о чем потом вспомнить?
— Иди, только поздно домой не возвращайся, а то и я и отец волноваться будем.
— Сто пудов, — почти машинально ответил я.
— Опять новое словечко придумал?
— Нет, это я так к слову сказал, — однако про себя подумал, что это действительно новое словечко из той, приснившейся мне жизни. Впрочем, нормальное выражение, надо будет запомнить.
Я переоделся и вышел во двор. На часах было около семи, но на улице было еще светло.
— Может в кино сходить? Интересно, что идет в Рассвете, или съездить на Войковскую в Варшаву?
Я сел в трамвай, и доехав до кинотеатра, вышел. Фильм, который шел в Рассвете, я уже видел, поэтому, остановившись возле афиши, нашел Варшаву и посмотрел, что идет там. Шел ретроспективный показ польских фильмов. Туда ехать было бессмысленно, потому что все билеты давно раскуплены, а попасть на сеанс можно было, только купив с рук случайный билет. Поразмыслив, я решил никуда не ездить и взял билет на 20–00, потом купил мороженое и пошел в сквер посидеть на воздухе, так как до начала сеанса оставалось минут сорок.
Проведя пальцем по лавочке и убедившись, что она чистая, я уселся, рассматривая прохожих, которые спешили в кинотеатр за билетами или просто прогуливались по улице. Мороженое таяло в моих руках, и как я ни старался, струйкой стекало на брюки. Я чертыхнулся и, достав платок, начал затирать брюки, понимая, что вечером надо обязательно замыть, чтобы не осталось следа. Пока я занимался этим делом, не заметил, как на скамейку подсел пожилой мужчина, с палочкой в руке и старомодной шляпе на голове. Именно шляпа бросилась мне в глаза, когда, подняв голову, увидел его сидящего рядом.
— Извините, не помешаю? — вежливо произнес он, обращаясь ко мне.
— Нисколько.
— Спасибо, а то правды нет в ногах, а мешать молодым влюбленным, как-то неудобно, — и он неуловимым движением показал палочкой на соседнюю лавочку, на которой о чем-то оживленно беседовала молодая пара.
— Воркуют, — произнес я.
— Беседуют, — поправил он меня.
— Ну да, я так и хотел сказать.
— Вы уверены?
— В чем?
— Что именно так вы хотели сказать?
— Ну да, а как же иначе?
— А мне почему-то показалось, что вы хотели сказать совсем иначе.
— Интересно и как я хотел выразиться?
— Что-то вроде, «упакованный с клюшкой сидит».
Я уставился на старика, раскрыв рот от удивления. Наверно видя это, мой собеседник произнес:
— Вы так удивлены, возможно, я что-то перепутал?
— Скорее всего, да.
— Надо же. Я был в полной уверенности, что вы прекрасно знакомы с молодежным сленгом и без труда поймете меня.
— В какой-то мере, но мне кажется, что вы несколько, как бы это выразиться, несколько опередили время. Сейчас так не говорят, точнее еще не говорят.
— Так всегда, что-нибудь да перепутаю. Надо было выразиться иначе?
— Вообще-то да. Если бы вы сказали чувак с чувихой сидят, а я им помешаю, это еще куда ни шло.
— А разве то, как я сказал, не правильно, точнее, непонятно?
— Понятно, но так не принято говорить, так будут говорить лет…, - я на секунду задумался и произнес, — лет через двадцать, двадцать пять.
— Вы уверены?
— Уверен.
— В таком случае, вы ведь поняли меня, о чем я говорил, не так ли?
— Ну, в общем да,
— Значит, вы такой же путешественник во времени, как и я? — радостно произнес он.
— Нет что вы, я вовсе не путешественник. С чего вы взяли? Это я так… чисто случайно знаю, что выражение, сказанное вами сейчас не входу у молодежи.