Алек часто вспоминает, как тот случай изменил их обоих, заставляя прийти к согласию, научив их слушать и, главное, слышать друг друга. Лайтвуд прекрасно понимал, как трудно было Магнусу, всё это было слишком ново и неожиданно, слишком эмоционально, словно их самый первый поцелуй на сорванной свадьбе. Бейн привык быть сильным, а сейчас ему всё запрещали, ограничивая в привычных и любимых вещах: Алек не разрешал ему даже пить кофе, вставая пораньше, чтобы сделать свежий фреш из фруктов или ягод, желательно слегка кислый, чтобы не донимала утренняя тошнота. Магнусу была приятна эта забота, вот только гормональные изменения давали о себе знать. Алека тогда задержали в Институте допоздна, на что он и сам был зол, спеша домой к мужу. Магнус набросился на него с приступом ревности сразу же в прихожей, колотя кулаками в грудь и крича что-то об охотницах-новобранках, которых прислали из Идриса на обучение и закрепили за Алеком. "Я звонил Изабель! Кто она?! Я тебя уже не удовлетворяю?!" — кричал маг, напоминая Лайтвуду, на какой королеве драмы он женился. "Это бред... Я понимаю, тебе трудно..." — только и выдохнул уставший нефилим, мягко отстраняя от себя любимого. "Трудно?! Да, Александр, это трудно! Мне надоело, что со мной все носятся, как с хрустальной вазой! Мне надоело, что ты пропадаешь в Институте, а я сижу в четырех стенах и думаю где ты и с кем! Мне вечно холодно и постоянно хочется спать, а ещё мне надоело, что каждое утро я едва не выплевываю собственный желудок в унитаз!" — выкричался на него Магнус. "Всё сказал?.. — спокойно спросил Алек, на что маг только кивнул, мгновенно успокаиваясь. — Это всё гормоны... Всё в порядке, токсикоз скоро пройдет, ты же знаешь... И в следующий раз беременным буду я, понял?.." — улыбнулся нефилим, притягивая мужа в объятия, а затем отпуская и возвращаясь в прихожую, обратно набрасывая на плечи кожанку. "Ты куда?.." — голос Бейна испуганно дрожал. "Куплю тебе яблок и лимонов, у нас кончились, а утром пригодятся... Сейчас вернусь... Люблю тебя..." — чмокнул он его в уголок губ.
Алек вспоминает всё это с особым трепетом, теперь всё кажется таким необычным и ярким. Беременность Магнуса многому научила их обоих, связала вместе ещё крепче, заставила быть внимательнее друг к другу. Он никогда не забудет, как однажды вечером увидел в проеме двери в ванную Магнуса. Тот стоял перед зеркалом с каким-то растерянным, испуганным и одновременно счастливым видом, при этом задрав футболку до груди и рассматривая свой слегка округлившийся живот. У Алека всё внутри трепетало от этого зрелища, только сейчас он заметил эти изменения, увидел собственными глазами, что это правда — скоро у них родится ребенок. Он вошёл в ванную, а Магнус тут же смущенно одернул футболку, краснея, что случалось крайне редко, но очень нравилось нефилиму. "Ты такой красивый... А сейчас особенно... И станешь ещё красивее..." — Алек обнял его поперек груди, пробираясь под одежду и лаская пальцами бархатную кожу на животе. И Магнус наконец-то расслабился в его руках, откидывая голову на его плечо, подтверждая догадки нефилима о том, что его муж ложно начал заморачиваться по поводу своей новой внешности. Он больше не красил волосы, макияж стал более сдержанным, но Алеку нравилось это, нравилось настолько, что хотелось вечно смотреть на вот такого вот домашнего уютного Магнуса, постоянно сонного и со странными вкусовыми пристрастиями вроде поедания мороженого с кетчупом вместо сладкой клубничной поливки.
Алек с нежностью прокручивает в голове все девять месяцев, вспоминая, каким забавным был его муж, как постепенно увеличивался его живот, какими горячими и трепетными одновременно были их ночи, да и не только ночи. Гормональная перестройка давала о себе знать не только истериками, которые вскоре случались всё реже, теперь они сменились диким желанием. Магнус буквально горел изнутри, порой он не выдерживал и приезжал в Институт, выдергивая своего нефилима из рабочего ритма и запираясь с ним в первой подвернувшейся комнате. Не то чтобы Алеку не нравилось это, но было весьма неудобно, когда его муж на седьмом месяце беременности, придерживая живот, ворвался в зал заседаний, где Лайтвуд как раз читал свой отчет. И все бы поверили, что это просто по важному семейному делу, вот только зрачки Магнуса были черные, широкие, пульсирующие, словно у наркомана, а брюки совсем не прятали топорщащегося достоинства. Кажется, все охотники Института до сих пор тихо посмеиваются над Алеком, вспоминая, как он на полчаса пропал с мужем, а потом оказалось, что стол в оружейной больше не подлежит ремонту.
Лайтвуд бережно хранит все воспоминания, словно любимые книги на полке в библиотеке, обустроенной Магнусом в их квартире. Он помнит каждый день из этих пяти лет, проведенных вместе, помнит особенно ярко последние девять месяцев. Алеку нужно всего лишь прикрыть глаза, и картинки и ощущения возвращаются с новой силой. Он уверен, что никогда не забудет, каким на ощупь был живот любимого, и уж точно не забудет тугой натянутой кожи под своей широкой ладонью, когда он ощутил самый первый толчок малыша. Они тогда проводили очередной спокойный вечер на диване в гостиной за просмотром какого-то ненавязчивого фильма, название которого уже и не вспомнишь, ведь он служил всего лишь фоном для их уединения. Алек укутал себя и Магнуса в теплый плед, поудобнее уложив мужа на себя и поглаживая его живот, когда это и случилось. Слабый толчок заставил их обоих замереть и прислушаться, следующий был уже сильнее и ощутимее, отчего Бейн непривычно поморщился, а потом, когда понял, что случилось, разрешил себе отпустить эмоции и даже пустить слезу. А уже через неделю Магнус вполне привык к таким передвижениям внутри, постоянно твердя Алеку, что их сын или дочь (они тогда ещё не знали кто) родится не иначе как охотником, потому что уже оттачивает удары, пока что по печени папы. Алек лишь смеялся и обнимал мужа, а затем опускался перед ним на колени и прижимался губами к животу. Это был особый ритуал, от этого Магнус замирал, ощущая трепещущую нежность внутри, а малыш тоже замирал внутри него, словно наслаждаясь моментом, когда оба папы так близко.
День икс подкрался незаметно, Алек помнит, как готовил блинчики на завтрак, а когда обернулся на шум со стороны ванной, Магнус стоял на пороге бледный и напуганный и держался за живот. Нефилиму понадобилось меньше минуты, чтобы выключить плиту, уложить любимого на диван и набрать номер Катарины. Когда она просто сбросила вызов, Алек по-настоящему запаниковал, но совсем рядом тут же открылся портал, брюнетка уверенным шагом вышла к ним, после чего направилась в ванную мыть руки. Магнус только посмотрел ей вслед как-то затравленно, крепче вцепившись в футболку мужа, когда первая вспышка боли пронзила его тело. "Я боюсь..." — честно признался тогда Магнус, уткнувшись носом в шею Алека. "Эй, всё будет хорошо... Я рядом... Слышишь?.. Я люблю тебя..." — нефилим сжал его вспотевшую ладонь, оставляя легкие поцелуи на мокром лбу. Магнуса бросало то в жар, то в холод, пот катился градом по телу, боль накатывала вспышками, а Алек не знал, как помочь, ненавидя себя за эту беспомощность. Катарина достала полотенца и пеленки, отчего на них обоих накатило ощущение реальности — ещё немного и их ребенок будет здесь, на этих пеленках. Когда в руках у Катарины блеснул медицинский скальпель, и она начала читать над ним заклинание, Магнус побледнел ещё больше, отчего его обычно смуглая золотистая кожа стала оливково-серой. Алек никогда не забудет того страха и боли, которые разрывали его на части в этот момент. "Стой... А как же Магнус?.. Ты же должна наколдовать какую-нибудь анестезию, забрать его боль..." — выдохнул тогда он. "Нельзя применять магию, это опасно... Но я залечу рану уже после..." — ответ Катарины выбил из легких воздух. Только теперь Алек понял, как Магнус жертвовал собой, сколько терпел ради него, а он даже не поинтересовался заранее, как всё будет проходить. "Готов?.." — спросила колдунья, впрочем, наверно, невозможно было быть готовым к такому. Магнус неуверенно кивнул, задрав рубашку до подмышек и оголив живот, он крепче ухватился за любимого. "Не смотри туда... Я люблю тебя..." — Алек помнит, как выдохнул это Магнусу в губы, а затем поцеловал, пытаясь хоть как-то отвлечь и закрыть обозрение на манипуляции Катарины. Он не мог сказать точно, сколько это длилось, но по ощущениям словно целую вечность. Магнус до хруста сжал его руку и закричал сквозь поцелуй, невольно выгибаясь, когда разрез аккуратно пересек низ живота. Алек обнимал его, пытаясь удерживать в сознании, шепча разные нежные глупости и сцеловывая неконтролируемые слезы. Было так душераздирающе больно видеть всегда могущественного любимого таким бессильным и измученным. А потом рядом раздался детский плач — громкий, оглушающий, родной. "Алек, возьми его... Это мальчик..." — голос Катарины заставил вздрогнуть и прийти в себя. Нефилим схватил пеленку и осторожно взял сына на руки, вытирая от следов крови, а затем поднес к Магнусу. "Сын... Какой же он красивый..." — его муж рыдал, не стесняясь переполняющих его эмоций, уже не замечая боли. Малыш неожиданно перестал плакать и открыл глаза — пронзительно-синие, как и у Алека, они казались ещё ярче от того, что кожа отливала слабым оттенком голубого. Катарина отточенными движениями накладывала швы, а затем ещё час залечивала рану, пока от неё не остался почти незаметный бледный шрам. Магнус был вымотан, поэтому вскоре провалился в сон, колдунье тоже нужно было восстанавливать силы, она скрылась в портале, напоследок убрав в гостиной. Алеку было не до уборки, он сидел в кресле и держал на руках ребенка, своего собственного родного ребенка, не веря, что это реальность. Малыш уснул, сладко причмокивая во сне, а у Алека руки дрожали, и это было самое превосходное ощущение за всю его жизнь...