В итоге народ разбрелся по канцелярии, скрипел и хлопал дверьми, щелкал туда-сюда выключателями, стаскивал с полки фолианты, поднимая тучи пыли, всюду совал нос, пихался, прятался за углами и выскакивал с дурным «бу», вызывая визг девочек. К изумлению Эмилия Ивановича, взрослые люди вели себя как школьники, которых он вспоминал с содроганием. Он умоляюще посмотрел на Иришу, и она закричала:
— Начинаем! У нас всего два часа. Сцена первая. Папа Карло, очаг и бревно. Поехали!
— Эмилий Иванович, у тебя случайно нет холодильника? — Карабас-Барабас отвел хозяина канцелярии в сторону.
— Холодильника? — обалдел Эмилий Иванович. — Зачем?
Карабас-Барабас кашлянул и пошевелил пальцами:
— Бухло поставить. В библиотеке, сам понимаешь, дыхнуть нельзя, а у тебя здесь спокойненько. Да ты не парься, всего бутылек красненького, восстановиться после репетиции. И закушать. Только Ирише пока ни слова, а то визгу не оберешься, она у нас женщина нервная.
Эмилий Иванович кивнул и повел артиста к крошечному холодильнику в кофейной подсобке.
— Папа Карло! Бревно! На сцену! — кричала Ирина Антоновна. — Время!
— Где моя шляпа? Кто помнит, я был в шляпе? Кто спер шляпу?
— Саш, ты оставил ее в библиотеке!
— Папа Карло, давай без шляпы. Тихо!
— Все заткнулись! Шат ап![2]Поехали. Тишина!
Вспыхнул ослепительный свет, Эмилий Иванович, скромно притулившийся сбоку, вздрогнул и закрыл глаза. Ему было непривычно радостно и немного тревожно: а вдруг директор музея вздумает прогуляться в канцелярию, так, на всякий случай? И застанет вид на Мадрид? Но тут же он подумал, что рабочий день закончен, директор давно ушел, и единственный комплект ключей — у него. Запремся изнутри и никого не впустим. А завтра можно соврать, что забыл выключить свет. Вряд ли толстый Алексей Трофимович полезет заглядывать в окна. Эмилий Иванович подивился легкости, с которой придумал, что соврать. Творческое начало заразительно, не иначе.
— Бревно, на сцену! Эмилий Иванович, можно мы очаг на стенку скотчем? Мы его потом осторожненько снимем!
— Папа Карло!
— Бревно! Марина! Спрячь локти, выпирают!
— Тихо! Начинаем!
— Тяпа, тихо!
— Начали!
На сцене на табурете сидит папа Карло, печально смотрит на очаг. В углу — бревно, здоровенная кочерыжка с сучками.
Щелканье блица — Костя Фото-Мэтр на корточках ищет удачный ракурс. Снимки для истории. Эмилий Иванович снова вздрогнул и зажмурился.
— Poor me, poor me![3] — причитает папа Карло, раскачиваясь из стороны в сторону. — Один, совсем один! Ни жены, ни деток! Вот заболею, так и стакан… гм… некому подать! В смысле, воды. А был бы у меня сынок… — Он замолкает и прислушивается. Слышен явственный писк. — Кто здесь? Мыши?!
Писк повторяется. Папа Карло вскакивает, озирается, с опаской заглядывает в шкаф. Там пусто. Под стол — там тоже пусто.
— Хи-хи-хи! — слышится явственно.
Папа Карло испуганно шарахается, цепляется за ножку стола и во весь свой великолепный рост растягивается на полу. Сверху, визжа, падает бревно. Хохот. Один из софитов гаснет. Кирюша — Свет очей бросается к шнурам.
— При чем здесь упад бревна! Какого лешего ты падаешь? — орет кот Базилио. — Тебя еще не вырубили!
— Не вытесали!
— Нечаянно! — пищит Буратинка из бревна.
— Сначала! — командует Ирина Антоновна.
И так далее, и тому подобное. Актеры раздеваются — софиты жарят, как южное солнце, — и бегают в подсобку попить.
В половине девятого наконец последняя сцена — все радостно вопят и танцуют. Мигает стробоскоп; по стенам мечутся тени, заливается громким лаем Тяпа.
Отбой! Возбужденные, голодные, уставшие, актеры валятся на пол. Гаснут прожекторы, становится темно. Темноту встречают дружным визгом. Жалкие лампочки в обители Эмилия Ивановича после ярких софитов вполне бесполезны. Карабас-Барабас, не теряя времени, ныряет в холодильник, вытаскивает свертки и бутылку. Лиса Алиса достает бумажные стаканчики.
— Это что? — удивилась Ирина Антоновна. — Вино? А Эмилий Иванович разрешил?
— Разрешил! Правда, Эмилий Иванович?
— Эмилию Ивановичу тоже! Карабасик, давай! За новоселье!
— За премьеру! — поднимает бумажный стаканчик папа Карло. — Пьем стоя.
Хохот — все и так стоят, так как сидеть в канцелярии не на чем.