В спальне кровать была застелена так же аккуратно, как и в комнатах отеля. Одна стена сверху донизу была занята стеллажами.
— Вот, смотри, мои сокровища, — сказал Руфус и показал на шесть томов «Иллюстрированной жизни животных». — Это первое издание Брема, 1876 года.
Больше ничего примечательного не было. Я написала на листочке: «Спальня, Руфус Бергер, 4-й этаж», прикрепила его на стене, снизу поместила табличку с указанием стороны света, щелкнула другие стены и пошла за Руфусом в соседнюю комнату.
Там стоял красивый старинный книжный шкаф с застекленными дверцами, в котором на четырех полках не было ничего, кроме моделей динозавров и их скелетов. Моделей было штук сто, высотой от одного сантиметра до тридцати. Большинство было выполнено из пластика, некоторые — из дерева, фарфора, плюша, один даже из еловой шишки.
— Ты знаешь все эти виды? — обалдела я.
— Нет. Многие известны только по одному зубу или одной кости. Возможно, они выглядели совсем иначе, постоянно появляются новые модели. Этот, например. — Руфус открыл шкаф и достал с верхней полки динозавра, вдоль спины которого тянулся гребень. — По этой модели нельзя сказать, то ли это отдыхающий спинозавр, то ли диметрон. Невозможно оценить постановку ног. Если это диметрон, то не динозавр.
— А выглядит как динозавр.
— К сожалению. Но если это все же диметрон, относящийся к отряду архозавров, он был бы здесь не на месте. — Руфус показал на верхнюю полку. — Здесь стоят динозавры мелового периода, под ними — юрского, еще ниже динозавры триаса, а в самом низу — предки ящеров пермской эпохи, которые еще не относятся к динозаврам. — Руфус любовно посмотрел на ящера с гребнем на спине, поставил его на нижнюю полку и сказал: — Рано или поздно я решу окончательно, где твое место. — В дальнем уголке, почти спрятанная, стояла самая красивая фигурка — крылатый дракон из фарфора с тончайше выделанными чешуйками, окруженными зелеными, синими и золотыми ободками.
— А что это такое?
— Это мне как-то привезла Бербель Шнаппензип. Она не в состоянии отличить пекинскую утку от летучей мыши и утверждала, что это древнекитайский динозавр. — Он взял в руку фигурку и неодобрительно повертел ее в руках — брюхо дракона украшали два скрещенных синих меча. Вне всякого сомнения, это был мейсенский фарфор.
Ценная вещица, подумала я.
Руфус со знанием дела изрек:
— Скорее всего, это предок крокодила, но голова с маленькими острыми ушками, вероятней всего, принадлежит кенгуру. Сейчас я тебе покажу действительно хорошую модель. — Он взял за шею безобразного резинового зверя в бело-красную крапинку. Тот стоял на второй полке и был таким большим, что упирался головой и поднятым хвостом в верхнюю полку. — Это мой колепсогнат, модель сделана почти в натуральную величину.
— В натуральную? Такой маленький? И это называется динозавр?
— Эти были размером не больше курицы. Тут уже как с отелями, не каждый из них — Хилтон. — Руфус показал на более мелкого пластмассового зверька, стоявшего в том же ряду: — Это нанозавр из отряда тираннозавров, и тем не менее он не крупнее овчарки. Не все, что вымерло, было большим и величественным.
— А это еще что? — На самом верху на задних лапах стоял оранжевый монстр. Над его широкой пастью выдавался вперед выкрашенный серебряной краской рог, а вокруг шеи были расположены крылоподобные металлические зубцы. Из одного бока у него торчал заводной ключик, как у игрушечной мышки.
— Это рогатый динозавр. — Руфус взял в руки чудовище, завел его и поставил на подоконник. Зверь с тарахтением поехал вдоль подоконника, извергая при этом из широкой пасти искры, как зажигалка. — Красавец, — залюбовался Руфус. — Некоторые представители этого семейства тоже были не больше человека.
Я попыталась представить себе динозавра ростом с человека. Может, из-за оранжевой раскраски, но мне почему-то пришла в голову Нора. И сам собой напросился следующий вопрос:
— Как ты думаешь, почему вымерли динозавры?
Руфус остановил монстра и посмотрел на меня с разочарованием, которое выражала даже свисавшая с его подбородка бахрома.
— Мы знакомы уже шесть недель, и я надеялся, что ты одна из немногих, кто не будет задавать мне этого вопроса. Я понятия не имею, почему вымерли динозавры.
— Но ты ведь изучал это!
— Потому-то мне гораздо сложнее ответить на твой вопрос, чем любому дилетанту. Наоборот, все время возникают новые вопросы. В одной своей работе я когда-то оспаривал теорию, по которой причиной вымирания динозавров считалось как изменение климата, так и отсутствие у них половых хромосом. Первый фактор не вызывает возражений: в меловом периоде климат был тропический, потом стало холодно, это общеизвестно. Второй фактор: крокодилы и ящерицы, ближайшие родственники динозавров, не имеют половых хромосом. Какого пола животное вылупится из яйца, зависит у них от температуры, при которой это яйцо высиживают.
— Как же это происходит? — не переставала удивляться я.
— Очень просто: они закапывают свои яйца на солнце в песок, и из яиц, которые лежали сверху и получили больше тепла, выходят самцы, а из тех, что попрохладнее, — самки. У некоторых рептилий наоборот — из более теплых получаются самки. Во всяком случае, отсюда напрашивается вывод, что в результате похолодания все больше оставалось животных одного пола. И тут начинаются загадки — ведь неизвестно, то ли это массовое вымирание длилось миллион лет, то ли все отправились из мелового периода в мир иной за считанные дни. Если самок больше, чем самцов, вымирание растягивается надолго. Если же больше самцов, все происходит быстро.
— Почему?
— Потому что самка всегда может воспроизвести на свет одно и то же максимальное количество детенышей, вне зависимости от того, сколько бегает вокруг самцов. А один самец может оплодотворить очень, очень много самок. — Руфус ухмыльнулся, но без пошлости. — Это биологическое алиби древних патриархов — именно поэтому мужчина может иметь несколько жен. Правда, зря тогда мужчины желали в наследники только сыновей. Это грозило бы их роду быстрым вымиранием.
— Понятно. А что неверно в теории с ящерами?
— Для начала остается, как и во всех других теориях, вопрос, почему тогда заодно не вымерли крокодилы, черепахи и ящерицы.
— Я слышала, что упал гигантский метеорит, который одним ударом… — Я осеклась, потому что Руфус отрицательно затряс головой, он прекрасно знал, что я слышала.
— Люди всегда ищут одну-единственную причину, которая могла бы все объяснить. Поэтому так популярны теории больших катастроф. Вмешательство извне — и вся проблема решена. Но это не так. Тараканы, к примеру, пережили вмешательство извне! Почему именно они? Почему не аммониты, моллюски? Я всегда говорю, что с вымиранием динозавров — происходит то же, что и с умиранием любви: одной причины всегда недостаточно.
Зазвонил телефон. Я нашла весьма примечательным, что звонила именно Таня.
— Привет, Таня, — обрадовался Руфус. Потом сказал: — Ах, как жалко. Ты плохо себя чувствуешь? — Очевидно, чувствовала она себя не так уж плохо, потому что вслед за этим Руфус сообщил: — Виола как раз у меня, фотографирует мою квартиру.
На это Таня ответила ему долгой тирадой. Я тем временем успела установить свой штатив.
— Снять тебя тоже? — прошептала я Руфусу, благоговейно внимавшему Тане.
— Да, — кивнул Руфус и улыбнулся для фото. Со своей нелепо сросшейся бровью и торчащими в разные стороны бородой и усами, на фоне шкафа с динозаврами он выглядел довольно трогательно. Как живое ископаемое.
Таня все говорила. Руфус молча кивал. Я сфотографировала оставшуюся часть комнаты. Помимо шкафа, все остальное было отмечено печатью безликой безвкусицы, ничего не говорившей о хозяине. Это был скорее кабинет, чем жилая комната. На одной стене — две полки со старыми папками — очевидно, документация отеля за последние десятилетия. На ковре нежно-зеленого цвета стояли темно-зеленый диван, два серых кресла и черный стол.
Руфус закруглил свой разговор.
— Ну ладно, звони, — сказал он на прощание. — У Тани нет желания идти сегодня готовить, она говорит, ей и так дурно, — пояснил он мне.