Прислушиваясь к завыванию ветра, он попытался понять причину, по которой мифический сундучок Ортеги стал для клиента таким притягательным. Не было никакой уверенности, что эта уникальная вещь, вообще существовала, но Байрон не затевал игру, если не видел в итоге крупный выигрыш.
– Придётся посоветоваться с Франсуа, – прошептал Ник. – Чёрт! Даже Кранц отказался от этого дела.
На душе скреблись кошки. Ему не хотелось в Мексику и с Вовкой он так и не повидался. Ник засунул руку в карман, достал старую тетрадь и уселся на стул.
– «Франсуа Бланшар: искатель приключений и археолог, – прочитал он. – Десятое апреля 1920 года. Друг подкинул идею, хочу проверить, прав он или нет».
Поляков пренебрежительно хмыкнул, пролистал несколько страниц.
– «Двадцать пятое апреля 1920 года. Отыскал несколько писем старого Родригеса. Теперь убеждён, вещь ради которой Рональд перелопатил Национальный архив, существует. Знать бы»...
До слуха донеслись какие-то звуки. Тихий едва различимый шорох, который возникает при ходьбе по грязному полу. Ник задумчиво посмотрел на запылённый витраж, встал со стула и подошёл к лестнице на второй этаж.
– Эй! – гаркнул Поляков. – Предупреждаю! Со мной шутки плохи!
Звуки прекратились. Только на ветру поскрипывали не смазанные петли входной двери.
– «Наверное енот или ещё какая-нибудь живность».
Он вернулся к своему столику, рассматривая даты, перевернул несколько страниц.
– «Двадцать седьмое мая 1920 года. Прибыл к месту назначения. Городишко угнетает. Сопровождать меня никто не захотел. Пришлось пообещать пятьдесят песо одному типу, чтобы он помог дотащить пожитки, но он уже не рад, что со мной связался. Трясётся от ужаса и шепчет какие-то заклинания. Мерзавец. Бросил моё барахло на полпути и сбежал. Даже про деньги забыл.
Первое июня 1920 года. От дома Родригеса осталось только пепелище. Всё это время, меня не покидает ощущение постороннего присутствия. Кажется, что за мной кто-то наблюдает. Ночью я проснулся от чувства тревоги. Она нарастала с такой скоростью, что я вскочил с кровати и забился в угол. Но уходить из своего номера не собираюсь. Только в нём, на входной двери, я нашёл щеколду. Не знаю какому болвану потребовались засовы.
Второе июня 1920 года. Я близок к цели, но страх больше меня не оставляет».
Ник поёжился. Почерк француза изменился до неузнаваемости, стал размашистым и едва читался.
– «Не могу уйти. Не хватает сил. Лучше бы я сюда не совался. Решил кое-что оставить в своём номере».
Это были последние слова. В тетради оставались ещё десять страниц, и в надежде найти хоть какую-нибудь информацию, Поляков внимательно осмотрел каждую.
– Больше ничего, – протянул он. – Придётся и мне в гостинице поселиться.
В мистику, он конечно не верил, и скорее всего в этой истории были замешаны люди, чьи интересы затронул своим вмешательством Бланшар, но история пахла дурно.
– Почему же Кранц отказался от таких денег? – Ник повернулся, чтобы поднять мешок и от неожиданности вскрикнул.
Ему показалось, что рядом с лестницей стоит человек. Высокий, худой, тёмный и обезличенный. Видение длилось секунду, но этого хватило, чтобы выбить его из колеи. Неистово колотилось сердце, стучало в висках. Ник облизал губы, выдавив улыбку, покачал головой.
– Чёрт! – прошептал он. – Это же моё отражение.
На стене висело старое, покрытое пылью и паутиной, зеркало.
В гостинице царил разгром. Двери в номера распахнуты, постельное бельё изодрано в клочья. Посреди гостевого зала куча обгоревшей мебели. Следы костра, он нашёл ещё в нескольких местах. Кто-то намеренно пытался поджечь дом, но по какой-то причине у него ничего не получилось.
– Попахивает помешательством, – усмехнулся Ник. – Или саботажем.
Он отыскал комнату с засовом, вошёл. Одноместный номер с койкой, шкафчиком и небольшим столиком. Подошёл к окну, ладонью свёз со стекла толстый слой пыли. Затем опустился на колени и заглянул под кровать. У стены, в паутине и грязи лежал револьвер.
– Понятно! – прошептал Ник. – Как предусмотрительно, господин Бланшар, что вы позаботились о своей безопасности.
Он дотянулся до пистолета, зацепил его пальцами и подтянул к себе.
– Пусто, – Ник задумчиво посмотрел на пистолет, швырнул его на кровать. – Одни гильзы.
Он покосился на шкаф и сразу же заметил два пулевых отверстия на дверце. Они располагались внизу, почти у самого пола.
Сняв с пояса карманный фонарик, он снова опустился на колени и заполз под кровать. Смахнул со стены пыль, удовлетворённо хмыкнул. На облезлых досках была выцарапана надпись.
– «Mefiez-vous des tenebres», – прочитал он. – Остерегайся тьмы.
– «Итак, что мы имеем? – подумал Поляков. – В наличии предмет, который Байрон назвал – «Recuadro enkomendero sangrienta». Француз пропал без вести, но был уверен, что сундук находится в городе. Впрочем, я не знаю как далеко зашёл Бланшар, и скорее всего мне придётся не только ещё раз перелопатить его дневник, но и пройти весь путь, с начала и до конца».
Ник с тоской вздохнул, подошёл к окну. С трудом отодрал рассохшуюся створку от рамы. Высунувшись, осмотрел ветхий карниз, но ничего кроме песка и пучка травы не нашёл.
– Странный городишко, – прошептал он. – И должно быть полон сюрпризов.
Стемнело быстро. За окном завывал ветер, потрескивали иссушенные временем доски. Несколько раз он слышал злобный лай койотов, которые пришли по его следам.
– Время потрачено впустую, – проговорил Ник. – Типичная лирика.
Он пренебрежительно швырнул тетрадь на стол, поднялся с кровати. Большая часть дня прошла в раздумьях. Ник несколько раз перечитал дневник, пока не запомнил его наизусть, но это ровным счётом ничего не дало. Либо француз всё держал в голове, либо скрыл важную информацию за туманными аллегориями.
– «Чёрт бы побрал этого лягушатника! – от злости захотелось выругаться. – Почему Кранц всё-таки отказался?»
Он знал немца лет пять. Белобрысый, расчётливый и жадный, Кранц постоянно отбивал у него заказы, он всегда оказывался в нужном месте раньше Ника. Однажды, они сцепились прямо на улице и здорово друг друга отметелили. Но Кранцу этот урок пошёл на пользу и отбивать заказы, он стал у других.
Ник положил рюкзак на кровать, достал два фонаря и сухой паёк. Под тонким одеялом, он нашёл бутылку рома и старенький ПМ с запасной обоймой.
– «Хорхе, друг! – улыбнулся Ник. – Всё предусмотрел мерзавец».
Он с лязгом загнал магазин, взвёл курок и положил ПМ на столик. Оружие внушало уверенность, давало то чувство безопасности, которое необходимо человеку на чужой территории. Ник никого не боялся, а полное отсутствие воображения и материалистический склад ума, всегда спасали ему жизнь, но рассчитывать только на физическую силу было бы глупо.
Поляков глотнул из бутылки, поставил на столик фонарь. На пыльную кровать постелил шерстяное одеяло и улёгся. Ему доводилось ночевать под открытым небом, в старых заброшенных хижинах, даже в пещерах, но никогда он не испытывал такого отвращения. Он не мог понять, что именно вызывало чувство брезгливости, и чем больше над этим думал, тем сильнее это чувство становилось.
– Ладно приятель, успокойся! – проговорил он. – Завтра раздобудешь этот чёртов сундук и свалишь отсюда на все четыре стороны.
Он положил пистолет под подушку, перевернулся на спину и закрыл глаза.
Ник очнулся от нехватки воздуха. Жадно потянул носом, закашлял и вскочил с постели. Он рефлекторно схватился за горло, словно сдирая липкую грязь, провёл ладонью по коже.
– Какого чёрта! – прохрипел он. – Так и коньки не долго отбросить.