– И вам того же, – бросил Гарион, выходя из комнаты.
Ее величество, принцесса Сенедра, королева Ривская и возлюбленная Бельгариона, Повелителя Запада, пребывала в растрепанных чувствах. «Растрепанные» – не совсем то слово, которое употребила бы сама Сенедра, описывая свое состояние. «Не в духе» или «безутешная» звучало бы куда аристократичнее, но наедине с собой Сенедра была достаточно откровенна. Да, она именно «в растрепанных чувствах». Раздраженно ходила она взад-вперед по роскошным комнатам дворца, и за ее босыми ногами волочился по полу подол ее любимого зеленого халата. Она очень сожалела о том, что бить посуду – занятие не для титулованной особы.
Она уже приготовилась пнуть стул, возникший на ее пути, но в последний момент вспомнила, что необута. Тогда она взяла со стула подушку и аккуратно положила ее на пол. Хорошенько взбив ее, она выпрямилась. Подобрав до колен подол халата, она прищурилась, сделала несколько примеривающихся движений, а затем с размаху шарахнула по подушке – та полетела через всю комнату.
– Вот! Получай! – взвизгнула она, и ей сразу же полегчало.
Гариона в апартаментах не было; он, как всегда по вечерам, разговаривал с императором Закетом. Жаль, а то с ним можно было бы подраться, подумала Сенедра, и маленькая драчка, глядишь, улучшила бы её настроение.
Открыв дверь, она взглянула на ванну с горячей водой. Может быть, это поможет? Она уже подняла ногу и опустила в воду пальчик, чтобы определить температуру, но передумала. Вздохнув, она двинулась дальше. На минуту задержалась в неосвещенной гостиной у окна, выходившего в зеленый внутренний дворик в центре восточного крыла дворца. Луна взошла рано и теперь стояла высоко в небе, наполняя дворик бледным безжизненным светом, отражаясь белым диском в воде маленького бассейна. Сенедра, задумавшись, застыла у окна.
– Сенедра, где ты? – Голос Гариона звучал несколько раздраженно.
– Я здесь, дорогой.
– Почему ты стоишь в темноте? – спросил он, входя в комнату.
– Я смотрела на луну. Представляешь, ведь это же та самая луна, которая сейчас светит над Тол-Хонетом и над Ривой тоже.
– Я никогда об этом не думал. Прости, Сенедра. Просто я опять поспорил с Закетом.
– У тебя это начинает входить в привычку.
– Что я могу поделать, если он упрям, как осел?
– Это присуще королям и императорам, мой дорогой.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего.
– Хочешь чего-нибудь выпить? У нас, кажется, осталось немного вина.
– Нет. Не хочу... Не сейчас.
– Просто после разговора с этим ослом мне нужно как-то успокоить нервы.– Он вышел из комнаты, и она услышала звяканье графина о краешек бокала.
Из густой тени высоких деревьев кто-то вышел на середину дорожки. Это был Шелк. В руке он держал купальное полотенце и что-то насвистывал. Остановившись на краю бассейна, он наклонился к воде и потрогал ее рукой. Затем выпрямился и стал расстегивать рубашку.
Сенедра, улыбнувшись, спряталась за занавеской и продолжала наблюдать за тем, как маленький человечек скидывает с себя одежду. Затем он вошел в воду, разбив лунное отражение на тысячу мелких осколков. Сенедра стояла и смотрела, как он неторопливо плавает туда-сюда по покрытой лунной рябью воде.
От деревьев отделилась еще одна тень, и в лунный свет вышла Лизелль. На ней было свободное платье, а в волосах – цветок. Цветок, несомненно, красного цвета, но тусклый свет полной весенней луны высосал из него всю краску, и на фоне светлых волос девушки лепестки казались черными.
– Как водичка? – спросила Лизелль, и голосок ее прозвучал так близко, словно она стояла рядом с Сенедрой, за занавеской.
Шелк вскрикнул от удивления и закашлялся, захлебнувшись. Пробормотав что-то невнятное, он, видимо, успокоился и ответил как ни в чем не бывало:
– Ничего водичка.
– Ну и прекрасно. – Лизелль подошла к краю бассейна. – Хелдар, мне кажется, нам пора поговорить.
– Да? О чем же?
– Вот об этом. – Она медленно расстегнула пояс, и платье упало к ее ногам.
Под платьем на ней ничего не было.
– По-моему, дорогой, тебе трудно свыкнуться с мыслью, что со временем некоторые вещи меняются, – продолжала она, окуная в воду одну ступню. – Я изменилась, а ты?
– Что касается тебя, я это заметил, – с восхищением произнес Шелк.
– Я очень рада. А то начала опасаться, что глаза тебе изменяют. – Она вошла в бассейн и остановилась, когда вода дошла ей до талии. – Ну? – сказала она.
– Что «ну»?
– Что ты собираешься делать? – Вынув цветок из своих волос, она аккуратно положила его на воду.
Сенедра неслышно метнулась к двери.
– Гарион! – прозвучал ее взволнованный шепот. – Иди сюда!
– Что случилось?
– Закрой рот и иди сюда.
Поворчав, он вошел в темную комнату.
– Ну, что там?
Приглушив смешок, она показала на окно.
– Посмотри, – произнесла королева возбужденным шепотом.
Гарион подошел к окну и, выглянув в него, тут же отвел глаза.
– Ну и ну, – прошептал он. Сенедра снова хихикнула, подошла к нему и просунула голову ему под локоть.
– Здорово, правда?
– Да, конечно, – шепотом ответил он, – но мне кажется, мы не должны на это смотреть.
– Почему?
Цветок, который Лизелль положила на воду, подплыл к Шелку, и тот с озадаченным выражением на лице поднял его и понюхал.
– По-моему, он твой, – сказал он, протягивая его стоящей теперь рядом с ним белокожей девушке.
– Спасибо, – прошептала она. – Но ты не ответил на мой вопрос.
Гарион протянул руку к занавеске и решительным жестом задернул ее.
– Ну вот, все испортил, – надулась Сенедра.
– Прекрати и отойди от окна. – Он потащил ее из комнаты. – Не могу понять, чего она добивается? – протянул он.
– Я думаю, что это совершенно ясно.
– Сенедра!
– Она соблазняет его, Гарион. Она влюбилась в него еще девчонкой и наконец решила начать действовать. Я так рада за нее!
Он покачал головой.
– Никогда не смогу понять женщин, – произнес он. – Как раз когда я решил, что все наконец-то утряслось, вы, словно сговорившись, меняете все правила игры. Ты не поверишь, что мне сказала сегодня утром тетушка Пол.