Она кивнула, вытерла рот и снова спросила:
— Кто поймал стрелу?
— Вэдим, — сказал я, — но это совсем просто сделать, когда стрела уже на излете.
Наконец она повернулась к прорицателю, позволив мне освободиться от ее взгляда. Я посмотрел на Андирта, который ободряюще улыбнулся, знаком давая мне понять, чтобы я молчал и ждал, что я и сделал, хотя и очень нервничал, а нетерпение просто-таки грызло меня. В этот момент жрица обратилась к прорицателю:
— А у него талант, как думаете?
Прорицатель одарил меня взглядом, смысл которого мне трудно было определить, и опустил голову.
— Память у него есть, — согласился он, но я не понял, что он этим хотел сказать, — из всех моих учеников он лучше всех запоминает слова службы, может повторить их слово в слово.
— Точно так же, как и подробности, связанные со вторжением, — заметила жрица и снова спросила меня: — Ведь это ты отводил коня Андирта в стойло, так? Расскажи, как выглядит лошадь, и опиши ее сбрую.
— Конь рыжей масти, — начал я немного смущенно, — с золотой гривой и хвостом. Копыта — черные, но на правой передней ноге внизу белое пятно, и копыто светлее, чем остальные. Седло темное, покрыто потом, позади него две коричневые сумки с золочеными пряжками. Шпоры из кожи, внутри них тусклый металл. Когда всадник снял седло, то под ним шерсть на спине коня оказалась вытертой и мокрой от пота. Животное обрадовалось, когда почувствовало себя свободным от тяжести. Это мерин, и он начал храпеть и помахивать хвостом, когда с него сняли уздечку и позволили есть принесенный мной овес.
Жрица одной рукой закрыла мне глаза, а другую положила на затылок так, что я не мог шевельнуть головой, и спросила:
— Какое вооружение у Андирта?
— Копье, — пробормотал я, чувствуя неожиданный страх, — он оставил его в хлеву у Робуса. Длиною это оружие в два человеческих роста, древко — черного дерева, острие длинное и немного загнутое, но не так, как у багра или остроги. Есть у Андирта еще меч, секира и небольшой нож.
— Где именно находится вооружение? — спросила колдунья.
Руки ее продолжали закрывать мне лицо. Я чувствовал себя слепым, и от этого мне становилось не по себе, но все же я ответил:
— Меч висит у него на поясе в ножнах, прикрепленных к широкому кожаному ремню с металлическими бляхами, который застегивается на золотую изрядно потускневшую пряжку. Секира висит справа в специальной кожаной петле, а нож просто заткнут за пояс.
Наконец жрица убрала свои ладони с моего лица, и я увидел, что она улыбается, а Андирт тоже одобрительно скалит зубы. Один только наш священник заметно нервничал. Остальные были откровенно удивлены. Хотя мне лично непонятно, чему тут удивляться, разве трудно запомнить и описать внешний вид нескольких предметов?
— Полагаю, что у мальчика дар, — произнесла жрица. — Не такой, как у меня: все дело в его памяти.
Прорицатель закивал головой и сказал:
— Я так и думал, я так и думал, как раз собирался отписать об этом в Камбар.
— И очень зря не сделали этого, — пожурила его колдунья.
Я почувствовал прилив гордости, понимая, что я не такой, как другие, что выдержал испытание.
— Если будет на то воля его родителей, — произнесла жрица-ведунья, — мальчика надо отправить в Дюрбрехт, его место там.
Какое еще мое место? Я даже и не знал, где находится этот Дюрбрехт и что это вообще такое. Я насупился и упрямо произнес:
— Я солдатом буду.
— Есть и другие занятия, — возразила колдунья и, как бы извиняясь, улыбнулась Андирту, — не менее, а может, и более достойные, чем служба в военном братстве.
— Как ваше? — осмелев от того дружелюбия, с которым говорила со мной женщина, спросил я. — Я что, могу делать чудеса?
Она рассмеялась, но совсем не обидно, и наставительно сказала:
— Я — всего лишь обычная ведунья, которая всегда готова тронуться в путь по слову моего господина. Нет, Давиот, у тебя другой талант. Чудесна сама по себе твоя память.
Я нахмурился еще больше: что, скажите на милость, такого уж особенного в том, что человек запоминает, как выглядят предметы, звери и люди? Если это талант, так он у меня всегда был, можно спросить об этом кого угодно в нашем селении. Многие этим пользовались, я помнил все даты, иногда меня просили что-нибудь запомнить, чтобы потом спросить, когда понадобится. Я всегда так делал, какие уж тут чудеса.
— Это верно, но ему только двенадцать, — услышал я голос прорицателя, — маловат он еще, но с родителями его я, конечно, поговорю прямо сейчас же.