– Да, да, голубушка. Непременно. Если сотник умеет танцевать вальс, а, Алексей Максимович?
– Умею, Юрий Алексеевич. Не подведу, – и он лихо прищёлкнул каблуками. При этом малиновым звоном отозвались и шпоры, даже Кошелев обратил внимание на их необычайно чистый звук:
– Отцовы?
– Да, Ваше… Юрий Алексеевич.
– О. я помню этот звон ещё у войскового старшины Каледина. Ни у кого шпоры так больше не звенели. Чистый какой звук!
– А вы знаете их историю, юноша? – спросил Кошелев у Каледина.
– Нет, Юрий Алексеевич.
– О, это славная история. Эти шпоры преподнесли Вашему отцу невольники, которых мы освободили из турецкого плена. Знаменитый мастер их делал. Из серебра с позолотою, а внутри – какой-то драгоценный камень вделан. Вот он, перекатываясь в серебряном шарике, и издаёт такой звон.
Берегите их. Это священная реликвия, священная память.
– Спасибо, Юрий Алексеевич. Отец не говорил об этом. Запомню навсегда.
Вначале вечера Кошелев представил всем офицерам полка Каледина, которого посадил рядом с собой, по правую руку, и попросил его рассказать о себе.
Все заинтересованно слушали краткий рассказ Каледина. Из-за стола, где сидел заместитель командира полка, молодой, жгучий южанин-подъесаул, задал вопрос, испросив позволения у Кошелева:
– Сотник, расскажите нам о конференции, в которой Вы участвовали. Мы, конечно, всё читали, но многое ведь было и кроме печати.
Каледин основательно рассказал о самой конференции, повторил, сжато, тезисы своего доклада, главное внимание уделил пересказу разговора с Великим князем по завершению конференции.
Офицеры, с большим вниманием, выслушали его сообщение. Было много и иных вопросов, и на все Алексей отвечал обстоятельно и предельно откровенно, ёмко и вместе с тем – кратко.
– Ну, что, друзья, удовлетворили своё любопытство? Тогда позвольте тост – за нашего нового боевого товарища, за добрую и удачную его службу в нашем прославленном полку. Как знать, быть может, Алексей Максимович и свою достойную страницу впишет в его историю, – завершил все расспросы командир полка.
Все офицеры встали, дружно сдвинули бокалы и громко, по традиции, грянули:
– За сотника Алексея Каледина. Нашего боевого побратима. Ура!
Вечер был дивный…
Каледин обратил внимание, что пили офицеры мало. Гораздо важнее был интересный разговор. Многие, в ходе вечера, вставали, подходили к роялю, играли марши, старинные казачьи песни и пели.
А когда заиграл и запел войсковой старшина Васильчиков, все стали зачарованно слушать его красивый и сильный голос, выводящий, казалось, прямо к Господу:
«На Дону, на Доне
Гулевали кони…»
Эту песню знали все, и дружные голоса офицеров поддержали командира первого эскадрона, а затем – долго ему аплодировали.
Не выдержала и Наталья Николаевна. Опираясь на руку Каледина, вышла к роялю, за которым так и остался Васильчиков, и под его аккомпонемент, спела дивным голосом, старинный русский романс «Отвори, потихоньку, калитку».
И когда окончание романса утонуло в бурных аплодисментах офицеров, она звонко и задорно воскликнула:
– Господа, господа, а сотник Каледин пригласил меня на вальс!
– Вальс! – громко объявил исполняющий обязанности устроителя вечера, незнакомый пока Каледину пожилой уже сотник.
Каледин встал, подошёл к возбужденной и от этого ещё более прекрасной Наталье Николаевне, галантно прищёлкнул каблуками, склонил голову в поклоне – и уже через минуту забыл обо всём на свете.
Уроки танцев в училище не прошли даром. Танцевала эта пара, действительно, прекрасно. И все с гордостью, а кто-то – даже и завистью – смотрели на танцующую пару.
И когда в конце танца, Каледин опустился на левое колено, а его дама грациозно обошла круг вокруг него, не выпуская его руки из своей, и остановилась, опустив глаза долу, зал разразился бурными аплодисментами.
Алексей поднялся, с чувством благодарности поцеловал ей руку и повёл к столу, за которым сидел довольный и счастливый Кошелев.
– Да, сотник, талантливый человек – талантлив во всём. Рад, рад очень этому. Вас с Натальей Николаевной – хоть на сцену Императорского театра. Молодцы, очень красиво.
И зал снова взорвался аплодисментами.
А хорунжий Тымченко звонко и протяжно выкрикнул извечно казачье:
– Любо, сотник! Любо!
И зал его поддержал.
Где-то появилась гитара и Алексей проникновенно, красивым и сильным голосом, спел подхваченное им в Екатеринодаре, где он был на соревнованиях по математике:
«Зачем ты встретился со мной,
Когда в саду цвели цветы…»
Завершил песню с лихим посвистом:
«Ах, судьба моя, судьба, ах, судьба,
ты скажи мне – почему и зачем?
Ах, судьба моя, разлука-судьба,
И ответить я никак не могу…»
– Ох, сотник, – проникновенно сказала Наталья Николаевна, – не дадут Вам теперь проходу наши барышни. Вы – умница! Столько дарований у одного человека!
– У меня есть избранница, Наталья Николаевна. Мы помолвлены, – с улыбкой ответил Каледин.
Расходились поздно. Каледин, проводив командира с женой к их дому, направился к себе.
Кажется, он и не спал. Но рано утром, бодрый, в новом полевом обмундировании – любил больше всего гимнастёрку, с синими, с алым лампасом, шароварами, в этом облачении ему было очень удобно и комфортно, уже был в эскадроне.
Дежурный старший урядник бодро доложил ему о положении дел в эскадроне.
Алексей прошёл по казарме. Казаки ещё спали. Обмундирование было аккуратно заправлено. В помещениях царил образцовый порядок. В оружейной, надраенные до зеркального блеска, стояли карабины. Он придирчиво осмотрел их и ни на одном не увидел изъяну.
Так началась его, более чем месячное, непростое испытание. Но, поговорив в первый же день с офицерами эскадрона, он обрёл в них горячих сторонников и верных товарищей.
Унтер-офицеры в эскадроне тоже были подобраны и вышколены на славу.
Кошелев в его дела не вмешивался, но через неделю, увидев, что Каледин почернел и похудел, посоветовал:
– Не надорвитесь, Алексей Максимович. О Вас уже и так легенды в полку ходят. Ваши занятия хвалят опытные офицеры, заметно подтянулись унтер-офицеры, да и на казаков – стало любо посмотреть. Молодец, хвалю, но, всё же, не запалитесь, как конь в долгой скачке.
Умейте и отдыхать. Ведь не единой службой жив человек. В жизни много интересного и важного.
– Спасибо, Юрий Алексеевич. Но я очень рад, что жизнь послала мне это испытание. Я повзрослел сразу на годы и годы.
И уж совсем завоевал он высокую славу и признание всего полка, когда полк был, для проверки, поднят по боевой тревоге корпусным командиром.
Генерал-лейтенант Шаповалов был въедливым и требовательным военачальником. Добиться его похвалы было непросто. Он во все вопросы вникал лично, обедал всегда в солдатской столовой и, упаси Боже, если обед ему чем-то не нравился. Распекал за это более всего.
И он лично поставил Каледину, без скидок на его временное положение и малоопытность, самую сложную задачу – выйти в тыл условному противнику и взять мост, удерживая его до подхода основных сил полка.
– Действуйте, сотник. Лично буду ждать на мосту. Посмотрю, что у Вас получится. В своих действиях – свободны. Но задачу выполнить обязаны.
Алексей сразу же собрал офицеров, унтер-офицеров и ввёл их в курс дела:
– Как будет действовать, друзья? Тут нужен нетрадиционный подход.
Совещались недолго. Конечно, как всегда раздавалась предложения – в конной лаве, одним натиском, лихой атакой…
– На пулемёты? – только и бросил Алексей одну фразу.
И он, выслушав всех, принял решение:
– Действовать будем так: с вечера уходим в обратном направлении от моста, в два часа ночи, постоянно меняя направление. Чтобы исключить все случайности и не дать противнику разведать наши намерения.
– Выходим мы сюда, южнее моста, – он показал на карте, – переправляемся вплавь через реку.