Не знал Алексей Максимович, что уже через несколько лет встретится он с последним и никогда не подаст тому руки за предательство Самсонова в войне с Японией, и уже в этой, которую он всегда называл Великой.
Особому анализу он подверг всю пагубность отсутствия единоначалия на поле брани.
Не оправдывая Алексея Николаевича Куропаткина за непоследовательность, отсутствие твёрдой воли, он, тем не менее, не побоялся укорить и высшее руководство России, до Государя включительно, за то, что вся полнота власти у Куропаткина была лишь четыре с половиной месяца из четырнадцати, пока шла война.
И наделён он был полномочиями Главнокомандующего уже тогда, когда сделать что-либо было невозможно. Было упущено драгоценное время.
И уже на будущее, словно предрекая его, говорил Каледин о единоначальном управлении войсками в будущих сражениях.
Ирония судьбы, но генерал Каледин и здесь остался верен себе – и он предупреждал Государя о том, что ему не надо брать на себя руководство войсками, и не только потому, что государственных проблем гораздо больше, нежели чисто военных, и что Государь должен быть отцом нации и арбитром всех областей государственной жизни.
Да, это очень важно, и об этом Каледин говорил неустанно. Но высшее мужество полководца было в том, что он прямо, без обиняков, показал, что военное искусство – есть одно из самых сложных в человеческой деятельности. Здесь за каждое принятое решение приходится платить кровью, судьбой Отечества. И этому искусству нужно учиться всю жизнь, восходя по всем ступеням армейской иерархии. Самодержец на это не имеет ни времени, ни возможностей.
– И трудно представить, – говорил Алексей Максимович, – что любой человек, не командуя ротой – будет хорошим командиром полка; а не познавший секретов управления дивизией – станет талантливым командующим армией. А уж о руководстве всеми вооружёнными силами государства – говорить просто не приходится. Здесь нужен и талант, и опыт, и воля, и самые передовые знания.
Конечно, слова начальника училища вызвали по всей России настоящий переполох. У него появилось множество сторонников, но не меньше и злых завистников, которые обладали всей полнотой государственной власти и умели плести далеко просчитанные интриги, на которых и добывали себе очередные чины и отличия.
Сегодня, зная, как опрокинут Россию в пропасть события семнадцатого года, приходишь к твёрдому убеждению, как же был прав Великий Витязь и Верный Сын Отечества.
Каледин резко раскритиковал пресловутый принцип старшинства в выдвижении офицеров, который сдерживал продвижение по службе людей даровитых и талантливых, а на первый план ставил формальное правило – продвижения по службе в первоочередном порядке заслуживал тот, кто старше по производству в равный чин.
Без учёта заслуг, знаний, даровитости, уровня самообразования – тот, кто этот чин получал раньше, автоматически, в первоочередном порядке, претендовал на выдвижение по службе, нередко не имея для этого никаких иных оснований.
А молодые, талантливые офицеры оставались в прежних ролях, опускались, прекращали учиться и готовиться к испытанию войной, и, со временем, превращались в такой же отстой, который правил ими.
Особое хождение в войсках получили воззрения Алексея Максимовича о значимости высокого морального духа войск, которые меряются силой с неприятелем на поле боя, о единстве офицерских кадров и масс вооружённого народа.
Крылатой стала фраза Каледина, которая уже давно была его жизненным принципом: «Командир не посылает войска в бой, а ведёт их к победе».
После этой конференции Каледин стал узнаваем по всей России.
Молодые офицеры писали ему восторженные письма, мудрые и трезвые военачальники – слова поддержки и одобрения.
Закостенелый и во многом виновный в поражениях России генералитет негативно отнёсся к выступлению Каледина на конференции, и сумел создать в глазах высшего военного руководства, до царя включительно, негативное мнение о подлинном новаторе, полководце новой формации.
Не помогли ему и слова одобрения и участия бывшего Главнокомандующего в войне с Японией Куропаткина, который одобрил все оценки данной конференции в печати и призвал офицеров детально изучать её материалы.
Вокруг Каледина установилась обстановка умолчания и неприятия всех его идей и предложений, и он целых пять лет оставался во главе училища, что, конечно же, сдерживало его возможности к наращиванию влияния на проблемы обучения и воспитания новой армии. Современной и отвечающей требованиям дня.
И только когда в Европе явно запахло новой войной – он был назначен на вожделенную и выстраданную в мыслях должность начальника дивизии, которая позволяла на деле проверить истинность его военно-теоретических воззрений.
Уже в тысяча девятьсот двенадцатом году он, на пятьдесят первом году жизни, принял под начало 12 кавалерийскую дивизию.
Как он шутил в кругу единомышленников: «Самое счастливое число для меня – двенадцать: двенадцатый год – двенадцатая дивизия – двенадцатого кавалерийского корпуса. Вот какое совпадение».
При назначении на дивизию он получил и очередной генеральский чин.
Мария Петровна была на седьмом небе от счастья – теперь она жена Его Превосходительства генерал-лейтенанта Каледина. Куда как заманчивее звучало, нежели жена простого генерал-майора, да ещё и в провинции.
Ей открывались двери в избранное светское общество, и она, казалось, стала даже тяготиться домом, детьми, перепоручив весь уход за ними домашним воспитателям.
***
Дивизию он увидел во всей красе неорганизованности и слабой выучки, низкого морального состояния и дисциплины.
Во всём этом он уже разбирался на месте самостоятельно.
Два года отвела ему судьба на подготовку дивизии к грядущим тяжёлым испытаниям.
За это время он успел многое. Самое главное – воспитать своих последователей и соратников, единомышленников.
Он был даже рад, что жена осталась в столице, с детьми, так как это позволяло ему сосредоточиться на том, чтобы готовить вверенные части к испытаниям на поле боя.
В это же время им были внесены принципиальные предложения в развитие тактики и стратегии войск, боевые уставы.
Отправил он на имя военного министра и пространное послание с обоснованием положений военной доктрины государства, чем сумел создать о себе репутацию непреклонного, неуступчивого военного руководителя.
От боли и желчи заходилось его сердце, когда он видел, что натуры, сродни Ренненкампфу, получают верх при назначении на должности, щедро отмечаются иными монаршими милостями.
К слову, тот же Ренненкампф уже был командиром корпуса и носил три звезды на погоне. То есть, был удостоен генерал-лейтенантского звания.
«Какие же это беды для Отечества, коль такие прохиндеи получают старшинство по службе, выдвигаются на столь ответственные должности?» – думал Каледин.
«Ну, ладно, пусть я завышенно оцениваю свои способности, не обо мне речь, но сколько вокруг талантливых людей, а они – внизу, наверх им ходу нет. А бесталанные, не любящие ни людей, ни Отечества, беспринципные существа, не отягощают себя тем, чтобы напряжённо трудиться во благо Отечества, получают пред честными служками преимущество и превосходство.
Что это такое? Ведь японская война уже показала, что, вверив Стесселю такие огромные полномочия и всячески устраняя от руководства честнейшего и работящего Кондратенко, самодержавие и подписало себе приговор.
А сколько таких стесселей сегодня выросло. Со мной в группе, в академии Генерального штаба, было лишь три человека из войск, а все остальные – чиновняя рать.
И нашли ведь им где-то должности. Только не в армии, не в строю. Туда их и калачом не заманишь…».
Но он был счастлив, несмотря на свои горестные раздумья.