Долго держал их в руке, а когда справился с волнением, неспешно проговорил:
– Меня этими погонами сам Государь с генерал-майором поздравил.
Примите, Василий Львович, на добрую память. Полагаю, что это всего лишь очередная, заслуженная Вами ступенька. Будет жива Россия, мы ещё услышим о великих свершениях генерала Вязьмитинова.
А нет – все станем на одном краю, на остатнем.
«Ура!» генералу Вязьмитинову, господа, друзья мои боевые!
Зал дружно вскочил и все, до единого, а нижние чины – громче всех, прокричали, троекратно, «Ура!».
Но Каледин заметил, что общего подъёма и радости, воодушевления не разделял с участниками Военного Совета бравый вахмистр, полный Георгиевский кавалер Будённый.
Его знала вся армия и, конечно же, хорошо знал и Каледин, сам вручал два золотых креста Георгия I класса.
Каледин даже скупо улыбнулся – почтут за сумасшедшего, как это два золотых креста, если он вручался единожды и на всю жизнь.
Но в этом-то и был весь вопрос. За серьёзные прегрешения, за избиение чиновника высокого ранга в отпуске, вахмистр-герой был приговорён к смертной казни.
И он, командующий 8-й армией, сам возбудил ходатайство перед Государем, о замене наказания вахмистру, с учётом его выдающихся заслуг.
И царь утвердил ходатайство командующего, отменил вынесенный Будённому смертный приговор и лишил его заслуженной награды – золотого Георгиевского креста.
Через несколько месяцев он же, Каледин, вручил герою новый золотой крест за беспримерное мужество и отвагу, проявленные при захвате стратегически важного моста, который и предопределил успех армии в Луцкой операции.
Потребовалась личная встреча с Государем, горячая поддержка Главнокомандующего фронтом Брусилова.
И как же был счастлив Каледин, увенчивая, по достоинству, грудь бравого вахмистра, на которой благородно теснились три оставшиеся креста и четыре Георгиевские медали.
Сегодня Каледин отчётливо видел, что вахмистр не с ним.
И поднялся он, при чествовании Вязьмитинова, неохотно, и рта не открыл, когда весь зал провозглашал здравицу в его честь.
Каледин, когда зал угомонился, и обратился, напрямик, как он это делал всегда, к вахмистру с прямым вопросом:
– Что случилось, вахмистр? Я ведь чувствую, что ты – не с нами в этот час. Объяснись!
Будённый, на этот раз, вскочил, вытянулся в струнку, но доложил не спешно, угрюмо, не отводя своего тяжёлого взгляда от глаз Каледина:
– А я, Ваше Высокопревосходительство, за версту чую, как он, – и он при этом ожесточённо и зло посмотрел в сторону Вязьмитинова, – за людей нас не принимает.
Мы для него – хуже быдла. Конечно, рядом со мной сидит, по Вашей воле, а нос воротит. От меня же конюшней, да конским потом разит, а его Превосходительство – у меня от его духов и голова разболелась.
И уже предерзко:
– Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, мне пересесть, а то и дышать невозможно.
И не дожидаясь позволения – пересел на свободное место в первом ряду, рядом с генералом Романовым, начальником тыла армии.
Тот нервно засопел носом, но ничего не сказал, а только отодвинулся от вахмистра, загремев стулом.
Каледин, против правил, зычно обратился к залу:
– Господа, мы не будем сейчас выяснять… э… отношений подобного рода.
Есть дела гораздо важнее. О судьбе Отечества нашего многострадального должны быть все наши мысли.
Каледин сжал зубы, даже желваки заходили по щекам.
– Господа! Прошу внимания. Мне, не буду лицемерить пред вами, очень неприятно, что даже здесь, в этом зале, где собраны лучшие люди армии, разгораются непримиримые страсти.
Так они сегодня и разрывают на куски нашу Великую Отчизну.
И возвысив свой голос, стал говорить дальше, тяжело проворочавивая в своей душе каждое слово, словно бросая камни в чёрную и неспокойную воду:
– Сегодня нам всем – не до сантиментов. Будем говорить прямо и честно, так как слишком велика цена каждого слова. Тем более, слово вашего командующего, который не привык ими сорить и был всегда пред вами простодушен и искренен.
Друзья мои боевые! Я не идеализирую правление Николая II. Слаб волей и … разумом оказался наш Государь.
Ежели бы он думал об исторической ответственности за судьбу Отечества – он бы никогда не отрёкся от престола.
– Что ему надлежало сделать, но история даже по воле монархов не поворачивается вспять, так это никогда, ни при каких обстоятельствах, не брать на себя всю полноту ответственности за руководство войсками.
Никогда прежде, за исключением Петра I, русский царь не вступал в непосредственное руководство войсками.
И это правильно, так как на деятельность армии монарх должен смотреть как бы со стороны, подмечая малейшие изъяны и упущения в постановке военного дела, а во-вторых, армией не может руководить дилетант, так как слишком велика плата за любую неудачу и ошибку. Она выражается в бесцельно пролитой крови и утрате тысяч и тысяч, а за эту войну – и миллионов человеческих жизней.
И третье, в этой связи, армия, всё же, при всей её важности и даже главенстве в истории государства в годы войны, всё же – не вся жизнь Отечества, не все стороны этой жизни. Нас в армии – всего лишь несколько миллионов, а в стране их – более ста. И огромное хозяйство в придачу – от сельских общин, промышленных предприятий, десятков тысяч деревень, сёл, станиц, иных поселений, до сотен городов.
Государство – это огромный механизм, система власти, коммуникаций, образования, здравоохранения, огромного круга социальных проблем, обеспечения армии и народа всем необходимым, чтобы просто жить и вести борьбу с неприятелем.
Государство – это огромная ноша разрешения национальных проблем, укрепления границ и территорий, воспитания правопослушания масс и многое другое…
И Государь, я в этом глубоко убеждён, все эти вопросы должен держать в поле своего внимания и никому не попускать в стремлении ненадлежащим образом выполнять свой долг, особенно – чиновниками и всем служивым людом.
Сосредоточившись на решении задач Верховного Главнокомандования, Государь полностью упустил руководство страной, её развитием, мобилизацией масс на одоление тягот и лишений, и победоносного завершения войны.
Как итог – в результате заговора…
Ропот и возмущённые крики пронеслись по рядам.
Один молодой полковник, Каледин знал его лично, командовавший отдельной сводной бригадой, вскочил и даже закричал:
– Это провокация, Ваше Высокопревосходительство! Я прошу дать объяснения.
Каледин выждал минуту, пока крики и ропот прекратятся, и продолжил:
– Да, господа, в результате заговора, и скоро об этом узнает вся Россия, прозреет, да будет поздно. Во главе этого заговора стоят генералы Рузский, Деникин, Корнилов, Алексеев, депутаты Государственной думы, промышленники и банкиры, Государь был, по сути дела, насильственно отстранён от власти и помещён под домашний арест.
Империя пала, господа, 2 марта сего года.
Меня, генерала Каледина, не так уж сильно занимает частная судьба господина Романова, это его личное дело, какой выбрать путь и стезю.
Но я знаю точно, что такую гремучую смесь, как империя, устранением монархии не удержать в рамках законности, общественного порядка и сохранения, что самое главное, Величия, Единства и Неделимости Отечества.
Над ним нависла грозная и неотвратимая опасность.
Немец стоит под Петроградом. Его сапог попирает исконно русские земли, полностью оккупирована Прибалтика, Украина, районы Западной Белоруссии, германский флот господствует на Балтике, союзники Германии – в Чёрном море.
Наша армия только в результате бездарного руководства терпит поражение. 64 полностью отмобилизованные дивизии на трёх фронтах могли бы положить конец германскому превосходству, но нет единой воли, нет твёрдого руководства войсками, нет самой установки на победу.
Не побоюсь вам сказать, к тому же, к несчастию, располагаю достоверными сведениями, что кроме русской расхлябанности, в высоких штабах царит атмосфера предательства и государственной измены.