Коннор понял, что постепенно мышцам вернулась подвижность, а легкие перестало сдавливать от невозможности сделать полноценный вдох. Набравшись смелости, мужчина повернулся к незваному гостю из ада. А ведь до вчерашней ночи он особо не верил в существование демонов, думая, что замеченные в детстве образы были лишь плодом мальчишеской фантазии. Пастор замер, в оцепенении смотря в жёлтые глаза, изнутри сияющие странным, почти манящим огнём. Красивые и одновременно пугающие в своей нечеловечности. Священник вздрогнул и отступил на шаг, когда узкий, словно кошачий, зрачок на мгновенье сократился подобно затвору фотоаппарата, а потом вернулся к исходному размеру.
— Не бойся меня, — невнятно прошелестел голос. — Я не наврежу тебе.
Настоятель невольно закусил губу, вслушиваясь в эту странную речь. Демон говорил будто сотней голосов разом, что накладывались друг на друга, переплетались, зеркаля каждое слово. Если ночью ещё удавалось разобрать редкие слова, то сейчас, когда за окном шумели двигатели машин, на которых приезжали прихожане, и слышались разговоры, чужая речь звучала неразборчиво и отталкивающе. Коннор не понял ничего, кроме слова «бойся». Демон угрожал ему или наоборот призывал не пугаться? Кажется, ночью он что-то шептал о том, что не причинит вреда.
Мужчина нервно тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли. Он не должен смотреть на это существо, не должен слушать и тем более не должен отвечать ему. Когда-то давно отец предупреждал его, что нельзя приближаться к исчадиям ада, но ни слова не сказал о том, как поступать, если создание бездны само приблизится к нему. У Коннора была некоторая защита — подарок отца на крайний случай, — но так ли необходимо было ей пользоваться? Существо не источало угрозы, не пыталось напасть. Была ли это лишь видимость, ширма, чтобы запутать своим примерным поведением, или же можно просто игнорировать его присутствие?
Отец Андерсон решил сделать вид, что не замечает перед собой это создание. Мужчина отвернулся, продолжив расстёгивать пуговицы, словно и не было за спиной багряной твари с когтями пугающей остроты и глазами цвета адского пламени. Стоило снять рубашку, как позади послышался звук, похожий на хриплый выдох, а потом половицы жалобно скрипнули, отозвавшись на тяжёлую поступь демона. Священник вздрогнул от неожиданности, когда чужая ладонь едва ощутимо, с нежной осторожностью, коснулась спины прямо между лопаток. Совсем как ночью. Демон что-то невнятно протянул, но священник не разобрал речь, но стоило ладони сдвинуться, как Коннор рвано вскрикнул:
— Нет! — Он обернулся и оттолкнул от себя жесткую руку. — Не прикасайся ко мне, отродье Дьявола! Убирайся!
И демон отступил, одарив напоследок каким-то странным, сложно читаемым взглядом со смесью желания и горечи. Он неуверенно кивнул и исчез, растворившись в пространстве облаком чёрного дыма и не оставив после себя даже крупицы пепла. Лишь воздух издал звонкий звук, мгновенно заполняя место, где меньше секунды назад стояло человекоподобное создание цвета засохшей крови. Ещё несколько минут пастор смотрел перед собой расфокусированным взглядом, пытаясь понять, действительно ли он только что видел невозможное нечто в своей комнате или ему лишь привиделось. Судя по затухающему жжению между лопаток, демон всё же был здесь и снова коснулся своей грубой ладонью нежной кожи спины.
Отец Андерсон решил не думать об этом и, облачившись в литургические одежды, стал неторопливо спускаться по небольшим ступенькам винтовой лестницы. Замерев у последней из них, он нажал на маленькую, подсвеченную жёлтым кнопку в стене, от которой тянулся провод, скрытый в щели между досками. В тишину и негромкие разговоры прихожан вплёлся нарастающий звук гимна, к которому вот-вот должно было присоединиться хоровое пение мелодичных голосов. И пусть это была только запись молитвы к Деве Марии, но Коннор расслабленно улыбнулся, когда его приход подхватил ангельское приветствие{?}[Аве Мария – католическая молитва к Деве Марии, которую также называют ангельским приветствием, т.к. её первая фраза представляет собой приветствие архангела Гавриила, сказанное Марии.]. Да, в его церкви не было настоящего хора, но это не мешало искренне верующим людям приходить на еженедельные мессы и подпевать оцифрованным записям.
Пастор уверенно вышел к алтарю с первыми словами молитвы, сложил руки у груди в молитвенном жесте и расслабленным, слегка мечтательным взглядом обвёл свою паству. Он внимательно вслушивался в играющий хор голосов, которому скромно вторили пришедшие люди, хоть и знал наизусть абсолютно каждую ноту. Разбуди священника среди ночи, и он без запинки пропоёт каждое слово (пусть он и был уверен в том, что ночью его хриплое пение неподготовленным голосом придётся по душе только глухим). Поэтому сейчас отец Андерсон молча наслаждался привычной атмосферой спокойствия. Он никогда не уставал из недели в неделю, из года в год слушать запись церковного хора, ведь это была такая же неотъемлемая часть его жизни, как и потребность дышать или есть. И стоило только поющим голосам смолкнуть, а записи остановиться, как Коннор подал голос, осеняя себя крёстным знамением.
— Во имя Отца, Сына и Святаго Духа. — Он говорил негромко, а небольшой микрофон на постаменте перед пастором разносил эхо его голоса по всей церкви, и паства вторила его словам. — Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общенье Святаго Духа да пребудет со всеми вами! — Мужчина замер, слушая, как прихожане почти одновременно повторяют его слова. — Аминь.
Сегодня по плану было необходимо даровать Божье благословение одной маленькой девочке, стоявшей в первом ряду скамей. Алиса — Коннор прекрасно помнил её имя без всяких подсказок, ведь до сих пор иногда помогал родителям приглядывать за скромной малышкой. Их семья совсем недавно — меньше года назад — переехала в Дирборн из Детройта, но колоритная семейная пара уже успела обзавестись множеством знакомств. Медленно, но верно эти люди осваивались в непривычном для них месте, вливаясь в неспешный ритм города, а пастор, как мог, оказывал помощь с ребёнком, пока приёмные родители Алисы были на работе. Девочка была довольно тихой, зажатой и очень скромной, что было свойственно для человечка, который только недавно потерял родного отца, пусть и обрёл взамен новую любящую семью. Но даже несмотря на её необщительность, Коннору было довольно легко проводить время с этой малышкой.
— Сначала сокрушимся в своих грехах, чтобы с чистым сердцем совершить святые таинства, — после непродолжительной тишины продолжил священник, незаметным движением поправив рукав туники и сцепил ладони в молитвенном жесте.
Пастор сделал небольшую паузу, чтобы дождаться полной тишины, и через несколько секунд неспешно заговорил слова исповеди, чтобы каждый человек в его пастве успевал повторять за ним. Он говорил негромко, но внятно, по памяти произнося свою речь и верно приближаясь к её окончанию.
— Да помилует нас всемогущий Бог и простит грехи наши, приведёт к жизни вечной, — монотонно закончил отец Андерсон свою речь и, опустив ладони к аналою{?}[Аналой – столик с покатым верхом, который используется при богослужении.] перед собой, нажал ещё одну скрытую кнопку.
По церкви переливчатой мелодией разнеслись звуки орга́на, и заиграл новый гимн. И пока паства негромко вторила звучащим словам, мужчина склонил голову ниже и прислушался к своим ощущениям. Что-то было не так, какое-то странное, тянущее чувство засело в груди, словно неизвестное нечто несильно, но ощутимо пыталось потеснить его лёгкие и добраться до сердца. Коннор напрягся, пытаясь сглотнуть вставший поперёк горла комок. Он внимательнее присмотрелся к прихожанам и заметил, что несколько человек перестали петь, вместо этого озираясь по сторонам и нервно потирая грудь. Неужели он не один испытывал эти странные ощущения?