— Я люблю детей, — сказал Норман, наливая себе бренди, — и так как вряд ли у меня будут свои дети, я хочу, чтобы Билли занял их место.
Карлотта сжала руки.
— Норман, — хрипло сказал она, — неужели ты по-прежнему … и это навсегда?
Норман посмотрел на нее и поднял брови.
— По-прежнему что? — спросил он.
— Неужели ты не можешь простить меня? — сказала Карлотта. — Неужели ты никогда не забудешь ту ночь?
Наступила тяжелая пауза.
— Как это любезно с твоей стороны просить меня о прощении, — ответил Норман, медленно подбирая слова. — Конечно, если ты хочешь, то я тебя прощаю, но уверяю тебя, что мне нечего прощать. Я люблю правду и всегда предпочитаю ее хитрости.
— Но это не было правдой, — сказала Карлотта. — Клянусь тебе, Норман…
Он прервал ее.
— Моя дорогая, ты не должна слишком искушать мое доверие. И зачем расстраивать себя? У нас у всех был очень длинный день. Может быть, пойдем в гостиную?
Он поднялся и открыл дверь. В тот момент, когда она собиралась ответить ему, в холле появился лакей, и она поняла, что он может услышать их разговор. Выйдя из столовой, она не пошла в гостиную, а взбежала наверх, в свою спальню. В уединении своей комнаты она громко сказала:
— Это безнадежно. О Боже, как безнадежно! А я … хочу его, хочу его любви.
Она закрыла лицо руками, но глаза оставались сухими. Теперь она знала, как поступить.
Глава двадцать четвертая
Норман крепко спал, кода лакей окликнул его. Он еще не совсем проснулся, даже когда тот отдернул занавеси и внес поднос с утренним чаем. Затем он взял телефон и поставил его возле хозяина.
— Вас вызывают по телефону, сэр Норман, — сказал он.
Норман полуоткрыл глаза и зевнул.
— В чем дело? — сонным голосом спросил он.
— Телефон, сэр Норман, — повторил лакей.
Норман мгновенно проснулся. Мысль о фабрике сразу пришла ему в голову, он сел в постели и поднес к уху трубку.
— Алло, кто это?
Голос Скай ответил ему.
— Дорогой, — сказал она, — я не могла ждать. Если ты спал, то прости меня. Как ты думаешь, что у нас произошло?
— Не могу представить себе, — ответил Норман, — но судя по твоему голосу, вероятно, что-то очень хорошее.
— Так и есть, — весело сказала Скай. — Прежде всего, дедушка согласился на наш брак, это, конечно, важнее всего. Затем Гектор получил самое замечательное, самое удивительное предложение в мире.
— Какое? — спросил Норман.
— Он поедет в Нью-Йорк на три года работать в институте Рокфеллера, — ответила Скай. — Но поедет только через три месяца, потому что сначала мы поженимся. Все наши расходы оплачены и, работая там, он будет получать довольно много денег.
— Великолепно! — воскликнул Норман.
— Я потеряла голову от волнения, — продолжала Скай. — Наконец-то нам повезло. Все так чудесно, что мне трудно поверить. Гектор узнал об этом только вчера; мы были так взволнованы, что пошли обедать. А потом было слишком поздно, чтобы звонить тебе. Я должна была добраться до тебя как можно раньше. Мы только что позавтракали.
— Моя дорогая, я очень рад, по-настоящему рад, — повторил Норман.
— Я знала, что ты обрадуешься, — продолжала Скай, — а с дедушкой ты вел себя, как ангел. Он приехал ко мне и был так добр. Я уверена, что это благодаря тебе. После того, как он поговорил с Гектором, он понял, что мы на самом деле серьезные люди. Теперь мы выяснили и решили все наши проблемы. Мы уедем на три года, и к тому времени, что мы вернемся, все забудут о нас. Я имею в виду скандал и все такое. Видишь ли, это предопределение.
— Безусловно, — ответил Норман, — а что ты пока собираешься делать?
— О, я поеду ненадолго в Гленхолм. Да, кстати, можно мне остановиться на Белгрейв Сквер на несколько недель? Я должна купить одежду и все прочее; ты ведь знаешь, что такое свадьба — надо предусмотреть миллион вещей! Так могу я поехать на Белгрейв Сквер?
— Ты можешь делать, все, что угодно, — засмеялся он.
— Карлотта не будет возражать? — спросила Скай.
— Нет, она будет в восторге, — сухо сказал Норман.
— Как она? Ты, наверно, страшно счастлив? Гектор и я так завидовали тебе в день свадьбы, что чуть не умерли от этого, и мы все время думали и говорили о тебе, когда ты уехал.
— Очень мило, — сказал Норман.
Она почувствовала напряжение в его голосе.
— Все хорошо, не так ли? — спросила она.
— Все, — ответил он.
Очевидно, она не совсем была убеждена.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — сказала она. — После Гектора я больше всех люблю тебя, ты ведь это знаешь!