Василий опасливо оглянулся, взялся за черенок черными руками, и, раскачивая вилы, завыл:
- Что ж ты делаешь, Мишка? Что ж ты делаешь? Я же твой брат родной!
- Какой ты мне родной, подлюга! Ты ж у меня землю отобрать задумал, шельма ты записная! Ты у меня попляшешь еще, родственничек нашелся! Завтра же в милицию схожу!
Василий оставил вилы, повернулся, сгорбился и побрел с огорода.
- Вот так-то лучше, - прогудел ему в спину младший. - Брат! Одно название, что брат. Только отвернись - последнее утащит.
Не в силах успокоиться, он вернулся к лопате и продолжил вскапывать огород. Жена быстренько пробежала на земельную половину деверя, выдернула вилы, и, как прежде, стала цеплять ими вскопанную землю, ворошить и вытаскивать корни, и откуда только они берутся в таком множестве в тяжелой, скупой на урожай земле?
Василий, толкуя младшему о неправильном разделе земли, был недалек от истины. Когда он женился, братья в четыре руки поставили новой семье избу по другой стороне участка, построили сарай с огороженным углом для кур и коровник. Тогда-то Василий и всполошился, когда дом с постройками занял приличную часть земельной половины. Михаил оказался несговорчивым, где сядешь, там и слезешь. Своим чередом женился и младший, братья тогда снесли ветхий отцовский домик и срубили новый. Корову Василий держал одну, а Михаил две. С размахом сдобренная навозом земля давала неплохие овощи. Новые власти от Правительства Колчака, без особого шума сменившие Советскую власть и набравшие полную силу прошлой осенью 1918 года, скот и птицу не отбирали, но изрядно потрясли население, забирая белье, назвав это мудреным словом 'реквизиция'. За белье давали деньги.
Голос жены Василия докатился до огорода раньше, чем показалась она сама.
- Ты чего удумал, а, Мишка? - крикнула Лукерья с другого конца огорода. Подобрав юбку, точно фрейлина, она пошагала прямиком к деверю. Михаил и ухом не повел и даже не остановился, когда Лукерья встала перед ним и подбоченилась.
- Ты чего удумал? Какой с него коммуняка, ты скажи? С него даже хозяин, и тот непутевый вышел!
- Твоя правда, - неохотно буркнул Михаил, взрывая лопатой землю прямо под ногами невестки. - Только и горазд, что детей строгать.
- Тебе-то что? У тебя их двое всего, и то пупок чуть не развязался! Без твоих советов обойдемся. Чего удумал, я тебя спрашиваю?
- А то и удумал, что пойду в милицию и сдам твоего дурня! - снова разозлился Михаил. - Все равно от него толку никакого.
- Брата родного! - всплеснула руками Лукерья.
- Какой он мне брат? Ворюга он! В мать пошел, чтоб ему пусто было! Пойду в милицию, да и дело с концом!
Увидев перекошенное от злобы лицо деверя, Лукерья сообразила, что дело серьезнее, чем она предполагала.
- Погубить нас хочешь? - крикнула она со страхом. - Меня без мужа с семерыми детьми оставить?
- Врешь, баба, с шестью! - ответил Михаил. - Старшего еще в марте к Колчаку в армию забрили!
- Типун тебе на язык - с шестью! Молчи, пока не сглазил, - выругалась Лукерья, встала боком и выпятила приметное пузо:
- А это что? Душегуб проклятый!
Луша убрала пузо и взмолилась:
- Мишка, ты это брось! Никакой он не коммунист! Была дурь, да вся вышла. Не до коммунизма ему, с голодухи бы не помереть. Мы уже четверых детей схоронили, сам знаешь.
- Дак радуйся, что схоронили, чем бы их кормили?
- Чему же тут радоваться? Того и гляди, ишо помрут. Слабенькие они, болеют без конца. Андрюшка помереть может, и-и-и...
Слезы поплыли по проторенным дорожкам на щеках Лукерьи, и женщина прикрыла лицо такой же черной, как у мужа, рукой. За спиной Михаила послышался подозрительный звук, тот обернулся и бросил на жену исполненный злобы взгляд. Губы у Анны дрожали, и она отвернулась, чтобы не злить мужа еще больше.
- Чтобы вас приподняло, чертовы бабы! - выругался Михаил и крикнул на невестку:
- А ну пошла домой, нечего тут!
Далее Лукерье слушать было нечего и не надо. Униженная, она повернулась и поплелась домой, все же сказав на прощанье:
- Ты в милицию не ходи, Миша, не по-людски это. Пожалей нас, мы и так...
Женщина вздохнула и ушла, унеся свои тревоги, не получившие утешения.
За день Михаил перекопал больше половины своего участка. Анну он отпустил раньше, чтобы та наварила картошки к ужину. Печь в доме растопила старшая дочь Наталья.
Брат так и не появился.
Закончив работу, Михаил отряс лопату, прочистил горло и плюнул аккуратно между своим участком и братовым. 'Забор поставлю. Давно надо было! Кто же знал?' Прошел вдоль границы и плюнул еще пару раз. Пересек свой участок и на другом конце плюнул - моё!
Михаил устало переступил порог дома, с удовольствием вбирая жаркий воздух печи, насыщенный картофельным влажным духом, и озадачился: где малОй?
- Малой где? - бросил он жене. Та в ответ развела руками, чуть слышно прошамкала беззубо: 'Не жнаю'.
- А Наталья иде? Тоже не знаешь? А чего ты знаешь, шельма? Мало тебя драл. Петька, поди, по поселку шныряет, ищет, чего б спереть. Выдеру шельмеца!
Михаил вышел из избы и увидел через забор соседа.
- Петьку моего не видал?