И только через два дня они осмелились снова пойти на работу.
— А за это время стены поднялись выше, — бурчал дорогой Мотэль, — Нам придется лезть уже выше, чем в прошлый раз.
— Но ведь зато последний — утешал Юзик.
На этот раз они взялись за работу более разумно, серьезно. Ни одного лишнего движения не делали с самого начала. Считали не то, сколько перетащили, а сколько осталось.
Четыреста пятьдесят…
Триста…
Сто пятьдесят…
Пятьдесят…
И с каждой цифрой ребята чувствовали себя все более и более бодрыми. А когда принесли последние кирпичи, казалось, вся усталость исчезла.
— Ура! — запрыгали ребята.
Атрахим улыбнулся.
— Ну, вот вам ваши заработанные честной работой деньги, — сказал он.
— А вот ты то положил себе в карман пять злотых, вовсе нечестно заработанных, — буркнув Юзик, когда они отошли.
Здесь же в городке они купили пару хороших наушников и побежали домой так, словно сегодня совсем не работали.
Собственно говоря, не было такого закона, который запрещал бы гражданину иметь свой отдельный радиоаппарат. Но какие там граждане были наши ребята? Да крестьян из деревни никто не считал за граждан. Для того и проведен был им громкоговоритель, чтобы им не пришла мысль иметь собственное радио. За несколько лет перед этим был случай, когда один взрослый парень захотел было поставить себе собственный аппарат и начал хлопоты о разрешении, но к нему так прицепились, что он и сам был не рад.
— Для чего тебе свой отдельный аппарат, если рядом стоит лучший? А? Какие такие специальные сношения ты имеешь в виду? С кем? Для чего? Даже денег не жалеешь. Знаем мы все это…
Поэтому наши ребята делали все это тайно В Максимковом сарае выбрали уголок, вывели на крышу проволока, а там приспособили две жерди таким образом, чтобы их легко было поставить и снять.
Никто не обратил особого внимания, что ребята, товарищи по школе, вместе играют. Тут Юзик в первый раз хорошо познакомился и с деревней, которою он до сих пор совсем не знал.
Черные старые домики с соломенными крышами едва липли. Половина из них имела в середине земляной пол, а где и была деревянная, то хуже земляной. Окна маленькие, заткнутые тряпками и бумагой. Хозяйственные здания, хлева, сараи, конечно, были не лучше. За ними тянулись крестьянские поля, которые издалека напоминали вспаханную редкими бороздами сплошную пашню. В действительности же эти борозды были границами между отдельными крестьянскими участки. Много лет крестьяне делили землю между членами своей семьи, и, наконец, до делились к тому, что хозяйское «поле» имела 1–2 шага ширины.
Бедность села была видна на каждом шагу. Но ведь век был культурный, поэтому местная власть позаботилась, чтобы и эта деревня не отставала от времени. С обоих сторон улицы были выкопаны рвы для воды, а добрый господин Загорский даже дал доски, чтобы крестьяне сделали тротуар. Кроме того, по сторонам улицы были посажены деревья, и каждый крестьянин: отвечал за целостность их. На всех домах были прибиты белые окрашенные дощечки с номерами и фамилиями хозяев.
Во всей деревне только один Захаров дом выделялась своим видом. Большой хорошо построен дом, с крыльцом, разрисованные ставнями, садом, стоял на холме и словно господствовал над деревней. На этом холме был и громкоговоритель. И тут же рядом была Захаров магазинчик. Не земля обогатила Захара, а его ловкость. Он был словно представителем от деревни. Местная власть по делам всей деревни обращалась к нему. Торговцы — тоже. Если нужны были рабочие, — тоже обращались к Захару и тот подряжал на работу со «своими» людьми. Он нанимал крестьян, а те свой заработок оставляли в Захаровом магазине, лучше сказать, не в магазине, а в таверне, так важнейшим товаром была водка. Этого Захара крестьяне не люби больше, чем пана Загорского.
Никакого учреждения в деревне не было. По всем делам надо было ехать в соседнюю деревню, где была гмина (волость).
И вот однажды засуетилась вся околица, запрыгали стражники, явился в деревню войт[3], приказал «прибраться», подчистить улицы, детинцы.
К господину Загорскому приехал сам министр внутренних дел и выразил желание ознакомиться с подвластным народом.
На другой день двинулась в Смаляки экспедиция: впереди жандармы, за ними автомобиль, в котором сидели министр и Загорский, за ними второй автомобиль с другими чиновниками.
У ворот деревни стоял «радостный народ в праздничной одежде» и приветствовал власть.