Маршал потеребил свою бороду и наморщил лоб.
- Государь, этого рыцаря зовут также и Одиноким. Пройдя путь от Бретани до Перонна, он нигде подолгу не задерживался, а это может говорить лишь о том, что он сам по себе...
- Перестань, де Корде! - Герцог Карл грозно сдвинул брови. - Клянусь святым Георгием, я не припомню ни одного храброго рыцаря, который не мечтал бы о хорошей школе. А хорошая школа - здесь. Здесь, граф, у меня!
Зная бешеный нрав герцога, Кревкер с минуту помолчал, затем, как бы между прочим, произнес:
- Не могу разглядеть, государь, какой символ на его щите?
- Меч, - буркнул Карл - Меч с крыльями... Хм! Какой чистюля! Мои наемники красят латы в черный цвет для устрашения врагов, а этот? Доспехи сверкающие, гладкие, без единой вмятины, будто только надел их!.. Что-то мало похож он на обездоленного родственника!.. А что, граф, если он вызовет на поединок меня?
- Насколько мне известно, ваша светлость, в последнее время он ни разу не лез в драку первым.
- Не рыцарь, а размазня. Эй, Тийе! - крикнул герцог молодому паладину - Я слышал, ты хотел пощекотать этого белого чистюлю своим доблестным мечом?
- Сочту за честь, всемилостивейший государь! - Тийе отвесил низкий поклон и удалился.
- А если виконту не повезет? - осторожно сказал Кревкер. Герцог даже не взглянул на него.
- Думайте, что говорите, граф. Тийе не хуже Дюнуа владеет оружием! - Карл привалился к подлокотнику кресла и стал нервно покусывать ноготь.
Закончился очередной поединок. Герольд объявил имена следующей пары рыцарей.
Тийе сидел на гнедом скакуне с присущей ему уверенностью, лишь время от времени успокаивая нетерпеливого коня. Спокоен был и Скиталец, хотя его слишком опрятный вид проигрывал в глазах зрителей перед помятыми доспехами противника.
После принятых церемоний противники разъехались на двести ярдов и, пригнувшись к лукам, пришпорили коней. Они неслись, подобно вихрю. Казалось, не существовало силы, которая могла бы их остановить. Они сшиблись на всем скаку. Зрители замерли. Но в следующее мгновение по рядам пронесся вздох разочарования: всадники проскочили друг мимо друга - лишь лязг железа прокатился по площади из края в край.
- Какой позор! - пробормотал герцог Бургундский. Лицо его налилось кровью: он заметил, что странный рыцарь пощадил молодого вельможу и в последний миг отвел направленное в шею противника копье. Это же заметил и де Кревкер, но промолчал.
Между тем Уайт доскакал до каменной стены и остановился, ожидая, что предпримет Тийе. А тот, круто развернув коня, вонзил ему в бока шпоры и снова понесся навстречу. Незнакомец был вынужден дать с места в карьер. Сблизившись, он с такой неуловимой легкостью ударил противника острием копья в грудь, что тот не удержался в седле и свалился на землю. Над площадью повисло тягостное молчание. Поймав бешеный взгляд Карла, герольд объявил поединок законченным и в растерянности озирался по сторонам.
- Я сам вызову его! - прорычал герцог, вскакивая с места, и де Кревкеру и д'Эмерли с трудом удалось удержать безрассудно храброго государя Бургундии от - рискованного шага.
Карл остывал медленно. Он сидел, опасаясь поднять глаза, чтобы не выдать бушевавших в нем чувств неловкости и досады.
- Что с Тийе? - тихо спросил он.
Д'Эмерли с готовностью отозвался:
- Ранен, однако не опасно.
- Ранен... А этот чистюля начинает мне нравиться. - Герцог взглянул исподлобья в ту сторону, где находился Скиталец, и мрачно усмехнулся: Какой он, к черту, Свирепый! Клянусь святым Георгием, в нем свирепости не больше, чем у моего шута болтливости!
- Он был таковым, ваша светлость, - посмел возразить д'Эмерли. - До сей поры он не простил ни одному задире и расправлялся с противниками весьма жестоко.
- И все же он не свиреп. И не добр. Просто Белый Чудак. Впрочем, как ни зови его, но, клянусь святым Георгием, это великолепный рыцарь!.. Вот что, Эмерли... Впрочем, лучше ты, Кревкер: предложите ему остаться.
- Государь...
- Экий ты щепетильный, Корде! Ну, отправь к нему д'Эмберкура... Начался общий турнир. Со стороны ворот наступали бургундцы, навстречу им скакали наемники и несколько странствующих рыцарей. Белый Скиталец участия не принимал. Он смотрел, как сошлись противники, как упали на землю первые неудачники.
В разгар сражения к нему приблизился посланец герцога Карла.
- Прошу господина рыцаря оставить седло и снять шлем, - несколько суховато сказал д'Эмберкур.
Белый Скиталец спешился, но шлема не снял.
- Мое имя Уайт, - представился он. - Я никогда не поднимаю даже забрала, почтенный сеньор, это мое правило.
Д'Эмберкур смутился, не зная, на что решиться. С минуту он рассеянно разглядывал прозрачные камни на шлеме незнакомца, затем, словно позабыв о своей просьбе, сказал:
- Сьер Уайт, герцог Бургундии и Лотарингии, Брабанта и Лимбурга, Люксембурга и Гельдерна...
... - Княжества Эно, - нетерпеливо перебил незнакомец, - Голландии, Зеландии, Намюра, Зутфена и так далее, и так далее...
Наслышавшись разного рода небылиц о странном рыцаре, д'Эмберкур вконец смутился и не знал, то ли возмутиться на явную дерзость, то ли пропустить ее мимо ушей и добиваться главного - того, о чем говорил рыцарь почетного ордена Золотого Руна маршал Бургундии Филипп Кревкер де Корде... Он взял себя в руки, басовито покашлял в перчатку и окрепшим голосом продолжил:
- Сьер Уайт, мой государь предлагает вам поступить на службу в доблестное бургундское войско.
Белый Скиталец с минуту молчал.
- Недавно я слышал спор двух людей, - наконец сказал он. - Один утверждал, что человек рождается жестоким и всю жизнь затем дерется, чтобы отвоевать для себя место под солнцем. Другой же говорил обратное: человек рождается добрым для созидания, совершенствования мира. Как полагаете: кто из них прав?
- Несомненно первый. Но...
- Меня этот спор заставил задуматься, почтенный сеньор. В самом деле: что пользы в раздорах, в войне, на которые тратится много времени
и денег, которые можно было бы употребить на полезные для людей дела? Я уверен: зло - это тяжелая болезнь человека...
- О чем вы, сьер?
- А вы так и не поняли?
- Погодите. - Д'Эмберкур пристально вглядывался в черную щель над забралом, словно хотел рассмотреть лицо незнакомца, но, так и не поняв, что так вдруг обеспокоило его, спросил: - Что вы такое... говорили?
Тот не ответил. Вскочил в седло и направился к арке ворот.
- Ну что? - спросил ожидавший посланника де Кревкер. Д'Эмберкур с усилием оторвался от одолевавших мыслей.
- Что-то в нем... не пойму...
- Он покинул Перонн?
- Да, граф. Он отказался и, кажется, поехал в Плесси-ле-Тур.
- К королю Людовику? Этого его светлость нам не простит. Кревкер досадливо потеребил седую бороду и направился к герцогу. Д'Эмберкур же, поняв по-своему смысл последних слов графа, разыскал начальника отряда наемников и сказал ему, что Белый Скиталец должен умереть по дороге на Плесси-ле-Тур - таков якобы приказ его светлости государя Бургундии.
СООБЩЕНИЕ ПЯТОЕ,
познакомившись с которым нетрудно убедиться, насколько действенна сила дьявола и насколько слаба надежда на всевышнего
Отряд кондотьера де Бассо проскакал по дороге на Париж почти три лье. Не обнаружив Белого Скитальца, пересек дорогу на Амьен, затем на Бапом, на Кодри, и только поздно вечером измученные и злые наемники догадались осмотреть дорогу, ведущую в Руазель.