Мэр Китанчев, сказавшись больным, на несколько дней выпал из жизни. Загребский сиделец Иванушка Михайлов, на помощь которого рассчитывали, как мы уже знаем, отказался, объяснив другу Анте, что «евреи — часть македонского народа, находящаяся под покровительством болгар», и поглавник Хорватии, пожав плечами, сообщил в Берлин, что «Михайлов очень упрям, если будет указание арестовать его или выслать, я прикажу это сделать, но заставить его делать то, что не в его принципах, нельзя». Да и простые люди, кого могли, прятали.
Но тем не менее в течение нескольких дней подавляющее большинство македонских евреев оказалось в «Монополе», а во Фракии всё прошло еще глаже. Разве что, по итогам фильтрации, выпустили 167 иностранцев (по требованию консулов Турции, Италии, Португалии и Венгрии), 31 гражданина Болгарии да еще 67 «дефицитных» врачей и фармацевтов с семьями. Для остальных пути назад уже не было.
А вот в «старой Болгарии» споткнулись. Община Кюстендила, согласно документу намеченного для акции в числе первых, кинулась к своему депутату Петру Михалеву. Тот поговорил с полицейским начальством, выяснил, что распоряжение о депортации и в самом деле получено, и, взяв с собой троих уважаемых людей, поехал в Софию, к вице-спикеру Димитру Пешеву, о котором мы, если помните, уже упоминали. Тот, рано утром 9 марта приняв и выслушав ходоков, «понял, что закрывать глаза на происходящее», в частности, и по его вине, если хочет себя уважать, «больше не вправе».
Далее всё пошло очень быстро. Вице-спикер обзвонил влиятельных депутатов, в которых не сомневался (первым сказал «да» Александр Цанков), быстро набросали обращение к парламенту, и «черный профессор» поехал собирать подписи, а остальные направились в МВД, где сообщили министру, что, если он не отменит операцию, немедленно предадут всё огласке.
Министр перезвонил премьеру, но и крик Филова не возымел действия. Дело дошло до Дворца, и в 20.00, за три часа до «времени Ч», Петр Габровский, перезвонив во все города страны, приказал «временно заморозить» операцию «в связи с особыми обстоятельствами».
Ни раньше, ни позже нигде в Европе того времени ничего подобного не случалось. Но устное распоряжение о «временной заморозке» само по себе мало что значило, а письменного не было, и в лагеря под Пловдивом явочным порядком всё же свозили людей. Всё только начиналось...
Отправка македонских евреев в лагерь
Вообще, вся эта история напоминает добротный триллер, и дело, по сути, даже не в евреях. Евреи, как всегда, только повод. Лоб в лоб столкнулись два мировоззрения, два понимания человечности, и политические взгляды здесь уже роли не играли: среди подписантов «меморандума Пешева» оказались персонажи, на которых по меркам антифашизма негде было пробы ставить, типа «черного профессора» и шефа его боевиков Спиро Станчева. 17 марта под протестом было уже 43 подписи.
19 марта письмо передали премьеру, в ярости назвавшему документ «большой демонстрацией, которая не останется без последствий». 20 марта на заседании кабинета Филов потребовал аннулировать мандаты всех подписавших и запросил Дворец о разрешении, однако ответ пришел в стиле «разбирайтесь сами». И наконец, несмотря на категорический запрет премьер-министра рассматривать письмо на заседании фракции, 23 марта рассмотрение состоялось, превратившись в длинный, крайне некрасивый скандал.
По сути, вопрос стоял уже о легитимности режима Филова, и 24 марта, на совместном заседании парламента и правительства, премьер заявил, что кабинет не намерен обсуждать «безумную записку», по ходу обвинив вице-спикера в «корыстных мотивах», то есть в получении взятки. Это был уже сильный перебор: абсолютную порядочность «законника» Пешева признавали все, вплоть до политических врагов (типа Дамяна Велчева, которого он, убежденный монархист, в свое время увел из-под расстрела за попытку путча), — и сам Филов в дневнике выразил сожаление в связи с тем, что, «дав волю нервам, стал смешон».
Но суть конфликта, вышедшего на уровень парламентского кризиса, сознавали все: несогласие с политикой правительства по «особому вопросу» означало и несогласие с дальнейшим пребыванием Филова у власти, а следовательно, и с проводимым им курсом. А это уже взвинчивало ставки до предела. В итоге после предъявленного премьером требования к подписантам встать и лично озвучить свою позицию 13 депутатов от «партии власти» отозвали свои подписи («черный профессор» с соратниками остались при своем мнении), а Пешеву большинством голосов вынесли порицание и предложили тихо подать в отставку.