Никаких споров не было. Все друг друга понимали, все считали, что царю пора вмешаться, и 25 мая, вернувшись во Дворец, Борис пригласил Филова на беседу, после которой премьер записал в дневнике: «Его Величество полностью отменил меры, принятые против евреев. Что скажет Берлин?!».
Попытка Адольфа Бекерле давить завершилась неприятным открытием: царь больше не вилял, а был прям как доска: «Евреи моей страны — ее подданные, и всякое посягательство на их свободу мы воспримем как оскорбление болгарам. Прошу сообщить в Берлин, что разговор о "Плане А" исчерпан. Г-н Филов получил указание взять за основу "План Б". Всего наилучшего».
Дальнейшие обсуждения исключались. Решительно все, знавшие Бориса, подтверждают: мягкий, уклончивый и не любивший спорить, он, приняв решение, становился тверже и упрямее отца, переупрямить которого не удавалось никому и никогда. «Отпустив посла, — вспоминает царица, — муж долго играл с Симеоном и выглядел крайне усталым, но я редко видела на его лице такое спокойное и умиротворенное выражение».
Ситуация иссякла. Софийские евреи в рамках «Плана Б» получили распоряжение уехать из города — с глаз херра Бекерле долой, лагерь под Пловдивом опустел, трудоспособных евреев-мужчин, как и было сказано, определили на стройки, сотню арестованных демонстрантов «за хулиганство и сопротивление полиции» «закрыли» в лагере, но ни о каких депортациях речи уже не было. Даннекер, чертыхаясь, убыл, Белев тяжко запил, а митрополит Стефан, подводя итоги, сообщил покидающим его дом лидерам общины: «Мы с вами можем гордиться своим царем». И есть ощущение, что таки да.
Ну и всё. Добавить можно разве лишь то, что спустя год с небольшим большинство действующих лиц этой драмы попали под каток. Не так, так этак. Адольфа Бекерле взяли в плен советские солдаты, в 1951-м он получил «четвертак», через четыре года был передан ФРГ «для отбывания наказания» и вскоре оказался на свободе, но в 1966-м вновь попал под суд и, не будь болен, мог бы сесть на восемь лет, а так не сел. Зато Теодор Даннекер, опознанный союзниками в Италии и опасаясь неприятностей, застрелился.
Что до болгар, то многих, чьи имена были упомянуты, включая 20 подписантов «меморандума Пешева», расстреляли как «пособников фашизма» и «ярых монархистов», заодно с Богданом Филовым и Петром Габровским (Александра Белева, пытавшегося бежать, при поимке забили ногами). Самому Пешеву по ходатайству еврейской общины удалось выжить: он получил 15 лет, отсидел около года и умер спустя много лет в нищете. Диляну Паницу отдали под суд за работу в ведомстве Белева, но — тоже вступилась община — оправдали, однако в ходе допросов так поломали, что она вскоре скончалась.
Владыка Стефан, не поладив с новыми властями на предмет разного понимания гуманности, был смещен и умер под домашним арестом. Княгиню Евдокию и царицу Иоанну, помотав нервы, отпустили с миром. Сегодня в Израиле им, как и царю Борису, установлены памятники, а Димитру Пешеву вдобавок посвящено отдельное дерево на Аллее Праведников, — а шествие 24 мая, которым болгары по праву гордятся, более сорока лет считалось исключительной заслугой «красных» и лично тов. Живкова, как известно, скончавшегося, как и владыка Стефан, под домашним арестом.
А в целом, как бы то ни было, к настоящему моменту умерли все.
Часть 5. КРАСНОЕ НА КОРИЧНЕВОМ
Между тем события развивались в нехорошем для Рейха ключе, и Курское сражение, развернувшееся почти впритык к падению дуче, не радовало тех, кто сделал ставку на Берлин. Тем, кому терять было нечего, оставалось надеяться, а менее привязанные к фюреру искали варианты.
Естественно, в Софии оживилась «лояльная оппозиция». Никакого подполья, разумеется, и вообще всё строго в рамках закона, но самый смелый «конституционалист», Никола Мушанов, загремел с трибуны яростной медью и начал открытые консультации со всеми, кто не любил «партию власти», но при этом опасался «красной» угрозы. На его просьбу об аудиенции Дворец, к возмущению премьера, отказом не ответил, уточнив только, что «Его Величество до сентября не имеет времени».
Оживилась и оппозиция «не совсем лояльная», то есть не лояльная, но и не подпольная. В самом начале августа ее лидеры, включая «звенарей» и «оранжевых» Николы Петкова — членов Отечественного Фронта, передали Борису коллективное письмо, призвав главу государства правильно оценить реальность и нормализовать отношения с противниками Рейха, выйдя из «символической войны» с Англией и США.